— ГРАФИНЯ, теперь я начал понимать, почему вы так увлеклись покорением Горных Жеребцов и тренировками с кинжалами, — перебил я воительницу и писательницу. — Чувствую, что мне никуда от этих Жеребцов не деться, придётся их покорять, чёрт возьми. Какие они вообще из себя? Наверное, — сущие дьяволы? Вы же знаете, я наездник, так себе. Это счастье, что БУЦЕФАЛ меня пока терпит и до сих пор ещё не убил. Ах, мой верный конь! Где же ты, бедняга, скитаешься, кровиночка ты моя неприкаянная!? — искренняя печаль сковала моё чело и я даже слегка прослезился.

ГРАФИНЯ и ШЕВАЛЬЕ некоторое время почтительно помолчали, а потом весело посмотрели на меня, затем друг на друга, отвернулись к стене, рассмеялись.

— Да что же это такое! Не вижу абсолютно ничего смешного! Что не так на этот раз? — раздражённо спросил я, подозревая какой-то особый подвох, и оказался прав.

— Сир, — произнесла девушка, отойдя от смеха. — Мы не хотели до поры до времени Вам это говорить, хотя Вы и неоднократно интересовались Горными Жеребцами, но, дело в том, что Ваш БУЦЕФАЛ как раз и является самым элитным представителем знаменитой породы Горных Жеребцов!

Тут все присутствующие загоготали так, что в палатку беспокойно заглянули Гвардейцы, бдительно стоявшие на страже. Я сначала было открыл рот с целью произнесения пары гневных тирад в адрес членов совещания, потом безнадёжно махнул рукой и засмеялся громче всех. Вот это да, — вот это сюрприз!!!

Где же всё-таки ты сейчас, — мой славный боевой конь? Как ты поживаешь в рыбацкой деревне на Втором Острове? Пришлось тебя оставить там, прости, дружище! Что же делать?! Ну, ничего, ничего… Даже если никого не признаешь и в руки не дашься, то всё равно не пропадёшь. Степи и поля там необъятные, травы густые и сочные. Надеюсь, прокормишься, не одичаешь! Я вдруг загрустил, занервничал… На душе стало как-то нехорошо, неуютно. Я объявил перерыв.

После него все снова собрались в том же составе. ПОЭТ, как обычно, тихо сидел в углу и что-то записывал в толстую тетрадь. Я подошёл к нему и сказал:

— Сударь, меня озарили две мысли, которые вы должны занести в анналы. Одна из них была высказана очень давно каким-то мифическим арабом, другая, лично мною. С какой начать?

— Извините, Сир, а кто такие арабы? — осторожно спросил ПОЭТ.

— Почти те же, что и турки, но не совсем. Понятно?

— Не понятно, но почту за честь внести Ваши новые мысли в Цитатник. Можно ещё один, последний вопрос?

— Валяйте, хоть два…

— А что такое анналы, Сир?

— Нет, — вы только посмотрите! — обратился я к присутствующим. — Мой Придворный Летописец не знает, что такое «анналы»! Ну-ка, сударыня, самая просвещённая вы наша, просветите второго, не совсем просвещённого индивидуума, по этому поводу! Вы же у нас, как ни как, — автор знаменитого «Трактата о Душе»! — рыкнул я в сторону ГРАФИНИ. — О, — это великое и непревзойдённое творение современности! О, этот истинный шедевр на века!

— Ваше Величество, — ну, сколько можно! — возмущённо взвилась девушка в ответ. — Дался Вам этот Трактат! Сколько ещё времени Вы будете мусолить данную тему!?

— Ладно, — проехали, забыли. Извини, милая. Вернёмся к политике… Так что же происходит сейчас в Первой Провинции? — мгновенно успокоившись, деловито спросил я.

— Сир, — вдруг раздался слегка дрожащий, но решительный голос ПОЭТА, который приподнялся из-за стола. — Мы так ничего и не внесли в анналы.

— Что? Ах, да… — встряхнул я головой. — Так что такое анналы, по вашему мнению? Догадались, надеюсь?

— Сир, я понял… Это то же, что и Летопись. Но, извините…. Если я что-то заношу в Летопись, то я — Летописец. Если я заношу это в анналы, то кем тогда я буду являться?

Все снова дружно рассмеялись. Я — громче всех.

— Ладно, чуть попозже мы занесём упомянутые мною мысли в Летопись, — решительно произнёс я. — А сейчас о главном, то есть, о положении дел на Острове. Работаем слаженно, быстро и эффективно! Надо принимать конкретные решения. ГРАФИНЯ, хватит дуться! На обиженных, как известно, не только воду возят, но, извините, и дерьмо. А проще сказать, говно! Всем сосредоточиться! И так!

— И так, — сказала девушка и задумалась.

Я её не прерывал… Слабое, трепетное, прелестное и ранимое существо, не лишённое интеллекта. Цыпочка моя! Бедненькая моя! Как часто я её обижаю из-за всяких пустяков, чёрт возьми! Нельзя так! Ладно, пусть подумает, сосредоточится, лебёдушка моя ненаглядная…

Существо сосредоточилось и нервно произнесло:

— Сир, а Вы вообще-то читали мой «Трактат»?

— Боже, — это ужасно, — послышался стон ШЕВАЛЬЕ.

— Что ужасно? — взвилась ГРАФИНЯ. — Мой «Трактат»!?

— Ваше Сиятельство! — простонал юноша. — Я, конечно, Ваш вассал и не должен Вам этого говорить, но обсуждение Вашего «Трактата» в данный момент совершенно ни к месту, сейчас решаются судьбы мира, давайте поразмышляем над ними, прошу Вас!

— А вы, ШЕВАЛЬЕ, вообще-то читали мой «Трактат»? — зловещим голосом произнесла ГРАФИНЯ.