— Кто-то познаёт что-то до смерти, Сир, а кто-то до бесконечности, — грустно заметил юноша, прозрачно намекая на моё бессмертие.

— Да, вы правы, мой друг… Но знаете, в вашем возрасте думать о смерти глупо. Молодость всегда кажется бесконечной и в этом её особый смысл и сила! Что там будет через двадцать-тридцать или сорок-пятьдесят лет? А хрен его знает! К тому же, как мы недавно выяснили, слухи о бессмертии нас, Королей, довольно сильно преувеличены. Вот так, мой друг, вот так!

Нашу философскую беседу прервал официант. Он торопливо приблизился к столу с огромным подносом, поставил на него заказанные блюда: салат, пропитанный ароматами овощей и трав, великолепную, в меру пропеченную и сочную свинину, очевидно, ту самую, — «ПЬЯНУЮ», белоснежную, рассыпчатую, посыпанную укропом и чесноком, картошку, жирную селёдку, аккуратно порезанную, освобождённую от костей и покрытую тонким слоем лука под уксусом, и еще что-то не столь существенное, но, очевидно, вкусное.

Ко всему этому были присовокуплены бутылка красного вина и запотевший графинчик с прозрачной, как слеза, жидкостью. Именно она в первую очередь привлекла моё самое пристальное внимание.

Я со стоном вдохнул все ароматы, парящие и царящие над столом, одной рукой поднял хрустальную рюмку с неизвестным напитком, заботливо наполненную непонятно откуда взявшимся хозяином, другой рукой занёс вилку над селёдкой.

— За здоровье, господа!

Мы с ТРАКТИРЩИКОМ выпили, дружно крякнули, закусили салатом. Жидкость была великолепна! Хороший градус, мягкий вкус, непонятные, но чертовски приятные травяные оттенки, неподражаемый аромат. А главное, — идеальная очистка! Слеза горного родника, капля влаги с глубоких небес, растаявший кусочек льда, отколовшийся от самого чистого из всех чистейших ледников! Красота! Великолепно!

ШЕВАЛЬЕ в это время с удовольствием и, не торопясь, осушил бокал красного вина. Я иронично посмотрел на него, хмыкнул, подцепил самый большой и жирный кусок селёдки, изнемогая от предчувствия грядущего наслаждения, поднёс его ко рту, и именно в это сладостное мгновение я услышал треск распахнувшейся двери и громкий неприятный голос, который принадлежал огромному детине, закованному в тяжёлые доспехи, сверху небрежно покрытые серым плащом. Эмблема на плаще была до боли знакома, — красный треугольник в белом круге. Орден Посвящённых, чёрт его подери!!!

— Всем оставаться на своих местах! — громко произнёс вошедший почему-то до боли знакомую мне фразу и скалой застыл на пороге, обводя угрюмым взглядом зал.

— Ну, ШЕВАЛЬЕ, накаркали вы, однако, беду! — с досадой произнёс я, после чего поспешно и уже без ожидаемого экстаза стал жевать селёдку.

Впрочем, она, зараза, даже при отсутствии этого самого экстаза, и при складывающихся обстоятельствах была великолепна, чрезвычайно вкусна, нежно и маслянисто таяла во рту.

Потом я быстро разлил всем ещё по бокалу белой прозрачной жидкости, словно надеясь, что после её чрезмерного употребления, возможно, этот незнакомец куда-нибудь исчезнет. А ведь как славно начинался ужин!? Ведь он мог так плавно и ненавязчиво перейти в завтрак, а потом, возможно, и в долгий, до самого вечера, обед! А потом снова в томный и меланхоличный поздний ужин, сдобренный на всё готовыми юными девами. Эх, какое горькое несчастье — неожиданно потерять ожидаемое впереди сладкое счастье! Как часто самые смелые и вожделённые наши ожидания рождают всего лишь одни разочарования…

И так… Воин в сером внимательно и мрачно осмотрел зал. Хотя ШЕВАЛЬЕ и сидел к нему спиной, его взгляд почти сразу же остановился на юноше.

— Добрый день, господа! — прогремел бас пришельца, обращённый, по-видимому, к нам.

Наступила гробовая тишина. Я усмехнулся. Да, всё происходит именно так, как было прописано в тысяче сценариев до нас, и будет, видимо, отражено в миллионе сценариев после нас…

Так вот. Представьте себе следующую картину. Тихий трактир, корчма, кабак, кафе, бар, ресторан или другие аналогичные заведения. Совершенно спокойная, благостная и умиротворённая обстановка. Неторопливая трапеза, разбавляемая каким-нибудь лёгким или не совсем лёгким напитком, сопровождаемая ленивой дружеской беседой. И тут вдруг появляется наглый и злобный незнакомец или незнакомцы, имеющие крайне агрессивные наклонности и очень дурные намерения. Нарушают они, конечно, сложившуюся гармонию и идиллию, и уже никогда не будет так хорошо, как раньше. Что дальше? Ну конечно же испорченные настроение и аппетит, удивление, недоумение, разочарование, а затем праведный гнев и возмущение, перерастающие в последующее бурное выяснение отношений с совершенно непредсказуемым финалом. И кстати… Чаще всего в таких ситуациях отнюдь не добро побеждает зло. Увы, увы…

Банально, узнаваемо, повторяемо, глупо, но всё равно, чёрт возьми, — как интересно! Сторонних наблюдателей в таких случаях страшно интересует главный и вечный вопрос, — а чем же всё-таки эта очередная классическая заварушка и потасовка закончится!? Ну-ка, ну-ка!? В принципе, существуют только два сценария развития событий, — побеждают или хорошие, или плохие парни. В кино чаще всего, конечно, побеждают хорошие. В жизни, как я уже заметил ранее, — плохие. И так, о сценариях… Вроде бы всё всем понятно и известно! Ан, нет! А вдруг появится какой-то третий сценарий, и мы сейчас увидим что-то новенькое, оригинальное, нетрафаретное, необычное, извращённое и изощрённое!? Ну-ка, посмотрим, что будет дальше? Из века в век, везде, всегда и всё одно и то же…

— За здоровье всех присутствующих, а особенно, дам! — я, не торопясь, поднёс бокал ко рту, с наслаждением его осушил, крякнул, подцепил вилкой самый большой и жирный кусок селёдки с прозрачным колечком лука, грустно и ароматно прилипшим к нему, медленно и, постанывая от удовольствия, его разжевал.

Потом я проделал то же самое с картошкой, отрезал кусок сочной свинины, насладился её перечным ароматом, имеющим ярко выраженный чесночный оттенок и, целиком запихнув в рот, жадно стал жевать. Собственно, в этом и не было особой необходимости, так как мясо волшебным образом просто таяло и растворялось во рту. Вкусовые ощущения при этом были такие, что передавать их словами не имело никакого смысла. Я застонал от удовольствия и томно закрыл глаза.