Шрифт:
Тема Ленина, смерти Ленина входит в тему революции, завершает её. Очень фрагментарно и очень по-маяковски. Притушенный свет на сцене. И протяжные гудки, как в день ленинских похорон. И не нужны слова. В молчании все участники спектакля берут по кубику и медленной вереницей спускаются в зал, проходят сквозь него. Пятеро Маяковских в этом шествии рассеялись, растворились в общей потере. Пустеет сцена. В нале медленно нарастает свет.
Конец первой части.
Есть в театре неписаное правило: вторая часть должна быть короче первой. В спектакле "Послушайте!" из четырёх главных тем: любовь, война, революция, искусство - в первую вошли три.
Вторая часть, "Искусство", как и "Любовь", тоже начинается па мажорной ноте. На сцене - из тех же кубиков сварганены мастерская, импровизированный мольберт, ненаписанная ещё картина на подрамнике. Рядом хорошенькие, фигуристые Лида Савченко и Таня Иваненко изображают статуи. Одна - псевдоклассическую девицу с веслом. Все пятеро Маяковских в тех же, что и в первом акте, рабочих фартуках. Маяковский - Шаповалов мечет на холст "краску из стакана" - как чуть ли не в самом первом из опубликованных стихотворений Владимира Владимировича. Но тогда было всё-таки скорее баловство, чем искусство. Поэтому действие быстро переносится в баталии времён его поэтической зрелости.
Да не рвётся он в баталии, тем более окололитературные:
И кроме свежевымытой сорочки,
скажу по совести, мне ничего не надо...
Но нельзя в этом мире иначе. Потому что "дешёвая распродажа" не прекращается и в нашем "коммунистическом далеко". В не цитированной спектаклем статье 1926 года "А что вы пишете?" Маяковский утверждал:" Настоящая поэзия всегда, хоть на час, а должна опередить жизнь. Я стараюсь сейчас писать как можно меньше, выбирая сложные, висящие в воздухе вопросы, - чиновничество, бюрократизм, скука, официальщина".
Как перекликается с этим высказыванием сцена, сделанная на материале стихотворения "Верден и Сезаан". Актуальнее, чем когда-либо, звучат сегодня строки:
Бывало -
сезон,
наш бог - Ван-Гог,
Другой сезон -
Сезанн.,
Теперь ....
ушли от искусства
вбок -
не краску любят,
а сан…
И вдруг, минуты не прошло, другой поворот, другая тема:
"Лицом к деревне"
заданье дано, -
за гусли,
поэты-други!
Поймите ж -
лицо у меня
одно -
оно лицо,
а не флюгер.
А в лицо ему клака сыплет проклятия, как те эстеты предреволюционные. И лица - те же, и речевые обороты привычные:
Трагедия Маяковского - это трагедия нигилистической интеллигенции, - бубнит один.
– Вас не понимают рабочие и крестьяне, - вторит другой. Чем парируют эти привычные доводы таганские Маяковские? Фрагментами его же стихов и статей.
– Советское, пролетарское, настоящее искусство должно быть понятно широким массам. Да или нет?!
– И да, и нет.
Да, но с коррективами на время и пропаганду. Искусство не рождается массовым, оно массовым становится в результате суммы усилий... Чем лучше книга, тем больше она опережает события... Массовость - это итог нашей борьбы, а не рубашка, в которой родятся счастливые книги какого-нибудь литературного гения...
– Классики - Пушкин, Толстой - понятны массам. Да или нет!?
– И да, и нет.
Пушкин был понятен целиком только своему классу, тому обществу, языком которого он говорил, тому обществу, понятиями и эмоциями которого он оперировал.
Понимала ли Пушкина крестьянская масса его времени, - неизвестно, по маленькой причине - неумению её читать.
Как же нужно сегодня, нам, читать Маяковского - и поэзию, и статьи, и пьесы! И как редко - по куче причин - мы к нему обращаемся. Театр это сделал за нас. Приведённый кусок дискуссионной статьи, преподанный средствами театра, заставляет думать и тех, на кого Владим Владимыч и не рассчитывал. Не рассчитывал, что для нас (вспомните: светлое будущее в "Клопе" датируется уже давно прошедшим 1979 годом!) актуальны будут такие его строки: