— Смешно. — грустно сказал Бекренев.

— А у нас мордва, вообще народ смешливый! Вот, я даже шутку слыхал: в одном селе мужики, пахавшие на себе, прикрепили на соху транспарант с надписью: «Лошадей у нас отняли, рук и ног не заберут». В этом они крупно ошибались — 27 мая 1937 года прокурор республики наставлял: «За последнее время в некоторых районах МАССР имеют место случаи пахоты на людях. Особенно в Зубово-Полянском, Темниковском и Торбеевском районах. Нет ли в этом контрреволюционного умысла? Если наличие контр-революционного умысла установлено, виновных привлекать к ответственности на основании ст. 58 УК».

— Смешно. — мертвым голосом ответила Наташа.

— Да, смешно… сейчас лето только началось, а люди уже умирают. Вот, в селе Атяшево Темниковского района Раздолькин Иван Дмитриевич на почве продовольственных затруднений перерезал себе горло...

— Господи…, — тихо перекрестился о. Савва. — Это какие же затруднения надо испытывать, чтобы на себя руки наложить?

— Да у него от голода умерли два сына в возрасте 2 и 9 лет.

— Да ответит ли кто-нибудь за это? — требовательно спросила Наташа у звездного неба… Небо в ответ глухо молчало…

Однако совершенно неожиданно ответ донёсся из-за освещенных неверными, оранжевыми отблесками, стволов глухо, недобро шумящих сосен:

— Есть душа — есть и надежда. Салам вам, люди добрые… Можно к вам подойти?

— Это кто здесь добрый? — удивился Бекренев. И поудобней прехватил рукоятку отобранного у привокзального чекиста нагана. — А кто ты таков?

— Разбойник я, говорят…, — раздался смиренный вежливый голос…

… Да будет известно благородным читателям… Для татарина свинья — животное нечистое. Ну, так уж повелось. Говорят мудрые бабаи-ага, что когда однажды Пророк, да будь Он прославлен, шел джихадом на злых язычников, Его джигиты поели перед боем жирной свининки, и от этого им лучше не стало… Не любят татары свиней! Татарин тонко чувствует и не может переносить даже запах конской сбруи, смазанной свиным салом, как бы потом её не мазали чистым березовым дегтем!

Не держали татары свиней в своём хозяйстве никогда. А ведь пришлось. Приехал уполномоченный из ТемЛага, и в приказном порядке раздал сельчанам привезенных с собою поросят. А на все возражения стариков отвечал:

— Нечистое животное? Да ерунда. Помоете! И враз ваш поросёнок станет чистым…

Поросят выдали не просто так, а под строгую расписку. Каждый домохозяин обязался в конце года сдать выкормленного поросенка на бойню, и получить за это свой кусок мяса.

Подложили гулаговцы свою свинью, так сказать, и Наилю Бабакаеву…

К зиме подсвинок стал большим, его уже можно было заколоть. Но по существовавшему закону самовольный забой не разрешался. Скот, с разрешения поселковых или районных властей, забивали на ТемЛаговской бойне…

Свиная шкура и внутренности при этом подлежали обязательной сдаче в заготовительные организации, хотя на пунктах приёмки, чаще всего, всё сданное населением сырьё гнило и разлагалось из-за того, что не умели и не успевали его обрабатывать да из-за отдалённости центральных приёмных пунктов. Потом это гнильё актировалось и списывалось. Но таков был закон. Его нарушителям полагался штраф или… исправительно-трудовые работы в лагере.

Но… «Татар — таш ватар». Бабакаевы, как, впрочем, и все рачительные хозяева, не хотели снимать и сдавать свиную шкуру и внутренности: без шкуры не выкоптишь окорока, без кишок не сделаешь домашней колбасы. Да вдобавок шкура свиньи вместе с жиром и мясом, это же продукт, который можно съесть, это около 10–15 кг, если не больше, ценной и вкусной пищи. Но! как заколоть свинью, если за вами зарегистрирована и числится единица гулаговского свино-поголовья? Бабакаевы поступили в полном соответствии с поговоркой «Татар — ташка кадак кагар»: они тайно прикупили второго поросёночка, но не зарегистрировали его. Отчитаться теперь можно… а отчего он такой маленький? Болел, начальник! Плохо кушал. Поросёнок, само собой. Начальник всегда якши кушает.

Но как заколоть свинью, чтобы она не визжала? Как разделать, опалить её, чтобы вся канитель с закалыванием, а потом возня с разделыванием свиной туши не привлекла постороннего внимания?

Сел Наиль, покумекал малость… И решился! Из старых ватных брюк они сшили специальный намордник, ловко накинули его на рыло свиньи и сзади завязали. Затем закололи её, бережно собрав и сохранив в тазах и ведрах всю вытекшую из неё кровь. Визг умершвляемой хрюшки действительно заглушился намордником! Затем за задние ноги подтянули тушу к потолочной перекладине и опалили её паяльной лампой, очистили и разделали. Само собой разумеется, вся тайная операция хищения соцсобственности проходила глубокой ночью. К утру всё так убрали, что от большой свиньи не осталось и хвостика. Вместо неё в хлевушке-стайке хрюкал худосочный поросёночек, заменяющий собой числящуюся за домом единицу свино-поголовья. А у семьи из девяти человек, в которой работающим был один Наиль, на зиму появилось около десяти пудов мяса, в том числе в виде окороков и всевозможных домашних колбас…

Увы! Не предусмотрел Наиль только одного! Их новый сосед, настоящий коммунист, заместитель директора МТС, обратил внимание на интригующий факт: в селе все дети, как дети… Идут в школу, их ветром шатает… Худенькие, бледненькие, с огромными синими подглазинами… А у Бабакаевых детишки, словно с рекламы конфет «Гематоген»! Или с плаката «Давайте детям рыбий жир!»

Сам-то Наиль свинину как-то… Не очень. Для своих детей он старался, ага…

Приехала в школу добрая тётенька, в белом халате поверх синей формы, угостила детишек конфетками «Мишка на Севере», да и расспросила их, как они кушают? Да что именно?