Основным занятием жителей средневековой Шотландии было скотоводство. На северо-западе разводили преимущественно крупный рогатый скот, на юго-востоке — овец, в меньшей мере — свиней и лошадей. Пастбищами служили все сколько-нибудь пригодные земли: горные луга (в теплое время года), поймы рек, поля (осенью, после сбора урожая) и даже леса. Тем не менее нехватка корма ощущалась, и к празднику Св. Мартина (11 ноября) большую часть стада забивали, оставив нужное число голов для разведения и полевых работ.

Земледелие играло заметную роль, особенно на юге и востоке. Севооборот был очень однообразным — выращивали только зерновые. Шире всего распространились неприхотливые злаки — овес и ячмень, реже сеяли пшеницу и рожь. О местных технических, овощных, фруктовых или бобовых культурах источники едва упоминают, что говорит об их почти полном отсутствии в хозяйстве. Даже в мирные времена хлеб и другие продукты ввозили из Англии и Ирландии. {204} При обработке земли наряду с плугом пользовались и ручными орудиями, удобряя пашню навозом и торфом. Возделываемые поля состояли из узких, около 20–30 футов шириной, полос (rigs), между которыми прокладывали изгороди или канавы.

Данные археологии и аэрофотосъемки местности позволяют представить облик шотландской деревни XII–XIV вв. Южнее залива Форт, где почвы более благодатны, сравнительно крупные селения (touns, vills) в среднем насчитывали тридцать тесно стоящих дворов, вокруг которых лежали большие компактные поля. На севере крестьяне жили на одиноких хуторах или в деревушках до десятка дворов; небольшие участки пахотной земли были разбросаны среди окрестных пастбищ и пустошей.

Как и повсюду в Средние Века, сельское хозяйство развивалось экстенсивно, орудия и приемы труда совершенствовались медленно. Все же к исходу XIII в. зерна выращивали больше, чем прежде, отчасти благодаря смене двуполья трехпольем, отчасти за счет освоения и распашки новых пространств. Все земли, доступные заселению и обработке на агротехническом уровне XIII в., обрабатывались и были заселены.

Хронист английского пограничного приорства Лэнеркост передает следующий рассказ о некоем бедном шотландце. Постоянное повышение его ренты скреплялось непременным рукопожатием с сеньором, и, когда последний в очередной раз протянул руку бедняку, тот отвечал: «Нет, дай мне другую. Ведь эта так часто меня обманывала, что я больше ей не верю». {205} Как же обстояло дело в действительности? Смело можно утверждать, что «крестьянский вопрос» — один из самых темных и неизведанных в истории средневековой Шотландии. Столкнувшись с обилием пересекающихся латинских, гэльских и английских терминов, нелегко определить, синонимичны ли они или выражают разные оттенки социального состояния: крестьяне выступают как nativi, rustici, husbandi, bondi, servi, gresmanni, cumelache, Uberetenentes и т.д. Они разделялись как по правовому (свободные и лично зависимые), так и по имущественному статусу.

Беднейший слой держателей составляли коттеры (cottarii, от англ. cot — «хижина»), которые владели небольшими клочками земли и, не имея тяглового скота, возделывали их вручную. {206} Иногда они работали на более зажиточных крестьян, но их имущественное положение было несхожим даже в пределах одной сеньории. В переписи земель аббатства Келсо (ок. 1300 г.) коттеры численно преобладают над другими разрядами крестьян. В деревне Редден восемнадцать коттеров ежегодно выплачивали денежную ренту в 12 пенсов, а осенью отрабатывали на монастырском домене в течение шести дней, получая бесплатную пищу. Еще один, очевидно, владелец большего участка, вносил 18 пенсов (полтора шиллинга) в год и девять дней трудился на барщине. В Спрустоне один из коттеров владел шестью акрами [61] земли и пивоварней, за что платил 6 шиллингов в год, но остальные пятеро имели всего по полтора акра каждый, и их рента составляла 3 шиллинга и шесть отработочных дней в год. В Мэкерстоне все двенадцать коттеров держали наделы по пол-акра и имели право пасти двух коров на местном лугу; с каждого причиталось 4 шиллинга и девять дней отработок. В Ньютоне же коттеры платили оброк мукой и должны были пропалывать посевы зерна. {207} Наделы коттеров, принадлежавших монастырю Келсо, не превышали девяти акров.

Другой разряд зависимых держателей, описанный в документах Келсо, — собственно «крестьяне» (husbandi) — внешне мало чем отличается от коттеров, за исключением размеров держания. Крестьянские наделы содержали не менее одной боваты (13 акров) пахотной земли, за которую полагалось платить аббатству 4 шиллинга в год помимо прочих повинностей. Восемь крестьян из Реддена имели по две боваты и несли извозные и отработочные повинности. Каждый был обязан раз в неделю на своей лошади доставлять из Берика-на-Туиде зерно, соль или уголь и один день в неделю трудиться на домене. Если первая обязанность не выполнялась, за эту неделю полагалось два дня барщины. Во время страды извоз не производился, но требовалось три дня отработок еженедельно. Вместе с наделом каждый крестьянин получал от аббатства тягловый скот (два быка и лошадь) и нужное количество семян овса, ячменя и пшеницы. В селении Боуден во владениях того же аббатства двадцать восемь местных крестьян должны были отработать на жатве домена четыре дня в год вместе со своими семьями, а пятый — «с двумя людьми» (коттерами-батраками?). Сверх того, требовалось участвовать в мытье и стрижке монастырских овец и перевозить зерно, шерсть и торф. Необычно подробное распределение повинностей, возможно, вызвано спором между монахами и крестьянами, что подразумевается в словах «одна повозка торфа… и не более». {208}

Я так обстоятельно задержался на монастыре Келсо потому, что его земельная перепись дает редчайшую для средневековой Шотландии возможность пристально рассмотреть состояние крестьянства и организацию феодальной вотчины в конце XIII в. Картулярий Келсо показывает, что аббатство располагало обширным доменом и отработочные повинности возделывавших его крестьян были довольно обременительны. Но хотя земли и угодья Келсо были разбросаны почти по всему югу страны, {209} указанные особенности не обязательны для всей Шотландии вообще.

Из шотландских документов нельзя извлечь какое-либо одно обозначение, повсеместно применявшееся к крестьянам. Часто использовалось определение «нифы» (шотл. neyfs, лат. nativi), а на севере также cwnelache или cumherba (гэльск. cumail, cumalach — «удержание» и comarba — «наследник»). {210} Уже сама этимология этих слов намекает на личную зависимость, но есть и прямые доказательства того, что они относились к несвободным держателям. В Шотландии, как и в Англии, не раз выходили указы короны о поимке и возвращении беглых крестьян, обращенные к шерифам и феодалам. Самый ранний из них был издан около 1130 г. Дэвидом I и повелевал немедленно возвратить аббатству Данфермлин всех покинувших свои места cumelache, которые принадлежали Данфермлину со времен короля Эдгара, и всех servi, дарованных ему со времен Малколма III, т. е. с конца XI в. {211} Раздельное употребление двух понятий говорит о том, что они не были тождественны. Servi, похоже, находились в более тяжелой зависимости, поскольку они подлежали возврату за более долгий срок. Оба термина недвусмысленно указывают на прочную связь с определенным сеньором, на прикрепление к его земле. Король Малколм IV (1153–1165) предписал всем крестьянам приорства Рестеннет (Энгус), бросившим свои держания, вернуться обратно вместе с имуществом, запретил кому-либо им препятствовать и признал за приорством право на «всех cumelagas и cumherbas и всех беглецов (fugitivi), где бы они ни были найдены». {212} , [62] Подобные распоряжения продолжали выходить до XIV в.