— Верная копейка! — пробасил Гурий одобрительно. — Я понимаю, что звезд ты мне не отдашь, пока все из них не высосешь. Но хотя бы сошедших с Олимпа…

— Я тебе сегодня могу сдать самую прекрасную звезду, которую ты видел в жизни. Покажу плохую копию, замыленную до предела, с нее тебе не удастся сделать ни одной копии, предупреждаю, но ты сам увидишь, что она стоит тех денег, которые я за нее с тебя сниму.

В голосе Хрусталева зазвенели мстительные нотки.

— Видел я одну из твоих королев! — тяжело задышал Гурий. — Если разговор о ней, плачу «зеленью».

— Ловлю на слове! — торжествовал Хрусталев. — Приезжай быстрее.

— Я не помню, где ты живешь!

— Ты же был у меня! — злился Павел.

— Был! — хмыкнул Гурий. — В каком состоянии? Помнишь?

— Еще бы.

— Для того чтобы вспомнить, мне нужно дойти до такой же кондиции.

— Делов-то: «засосал стакан и — в Ватикан»…

— Быстрее не получится. До той кондиции набираться несколько часов надо.

— Хорошо! Я встречу тебя у метро. На машине не приезжай, бутылочку раздавим.

— Буду через час.

Хрусталев, положив трубку, уже пожалел, что продает Оксану.

«Ладно! — подумал он. — У девочки есть почти час в запасе. Позвонит — спасет себя от позора. Неужто будут с ней спать из элиты, когда во всех салонах с „мыльницами“ мальчишки будут на эту красавицу дрочить? Сомневаюсь!»

Но ждал до последнего. Жалко было терять курицу, несущую золотые яйца. Да и в глубине души не хотело сдаваться желание повоевать, сломить сопротивление Оксаны, вновь приучить ее к наркотикам и к своему поводку…

Звонка Хрусталев не дождался.

До метро идти было минут семь, и Хрусталев оделся и вышел из дома в самую последнюю минуту. Пришлось торопиться, чтобы не опоздать.

Павел уже подходил к метро, когда на него налетела какая-то толстая деревенская баба или он на нее налетел: в спешке и суматохе, которая поднялась, трудно было выяснить.

Хрусталев покачнулся, но устоял на ногах, — Женщине не повезло: она грузно плюхнулась на асфальт, прямо на свою же кошелку с куриными яйцами.

— Негодяй! — завопила она таким зычным голосом, что почти все оглянулись. — Помогите! Убивают!

И вцепилась в ногу Хрусталева с цепкостью клеща.

Хрусталев попытался поднять упавшую, но попробуй так просто поднять центнер с гаком, как говорится.

— Я оплачу вам все издержки! — попытался Павел урезонить вопившую деревенщину. — Не только материальные, но и моральные.

Но женщина его или не слышала, или делала вид, что не слышит, только зычность ее голоса увеличилась на пару децибел.

Прилично одетый пенсионер остановился рядом и ехидно предупредил Хрусталева:

— Я все видел! В свидетели пойду, так и знайте!

— Да оплачу я ее яйца! — заорал взбешенный Хрусталев, пытаясь вырваться из цепких объятий женщины.

— Что случилось? — раздался начальственный баритон за спиной Павла.

Обернувшись, он увидел рядом с собой двух вооруженных омоновцев.

— Все в порядке, ребята! — попытался улыбнуться Хрусталев. — Случайно столкнулись, дама упала и разбила свои яйца…

— Похабник! — завопила притихшая было «дама». — Это ты можешь разбить свои яйца, а я разбила куриные, отборные, от черной курицы.

Она легко, с каким-то даже изяществом вскочила на ноги и показала почти торжественно на испачканную сырой яичницей одежду.

— Посмотрите на мою одежду! Он сорвал мне деловую встречу. Я терплю убытки на миллионы долларов…

— Ты что, с ума сошла, баба! — заорал Хрусталев. — На миллион долларов контракт заключают, приезжая в «мерседесе», а не пешком с грязной кошелкой в руке.

— Много ты понимаешь, мелочь пузатая. От горшка два вершка, а лезет поучать.

Старший омоновец спросил у ехидного пенсионера:

— Вы видели, как это произошло?

— А как же! — разволновался старик. — Как на ладони: молодой парень бежал к метро, эта женщина, на свое несчастье, попалась ему на пути…

— Он ее сшиб? — нетерпеливо перебил словоохотливого старика старший омоновец. — Говорите короче.

— А как же! — подтвердил старик и замолк.

Хрусталев с тоской наблюдал за происходящим, но успел заметить, как из метро выплыл Гурий, заметил Павла в окружении стражей порядка и, не останавливаясь, уплыл в сторону входа в метро, словно станцией ошибся, не там вышел. И молился, наверное, чтобы Павел его не заметил и не окликнул.