Шрифт:
— Видали, как Поворов засадил Хрусталеву? — спросил он «однополчан», сплевывая кровь на пол. — Вот тебе и опущенный! В зоне как героя встретят!
— Мне тоже показалось: у Поворова в руке финка! — согласился Айрапетян и спросил у друзей: — Маленький? Рудин?
— А я что? — пожал равнодушно плечами Рудин. — Я как все! Закладываем Поворова!
— Согласен! — присоединился Маленький.
Айрапетян дал команду Великанову:
— Ломись, Великанов! Камера пришла к единогласному решению: сдать Поворова!
Кобрик понял, что и ему уже не отвертеться.
Великанов стал колотить в дверь своими огромными ручищами, и дверь, загудев погребальным колоколом по Хрусталеву, да и по Поворову, сразу же открылась. Вертухай, как обычно, подглядывал в глазок и подслушивал.
— Великанов! — заорал надзиратель. — Тебе светит условный срок! Не превращай его в бессрочный! Что ломишься? Обижают?
И он засмеялся своей шутке.
— Поворов Хрусталева зарезал! — сообщил Великанов. — Камера требует: убийце не место в нашем коллективе!
— Не базарь, Великанов! — заорал испуганный вертухай. — Говори нормально, как все!
— Заделал, говорю, Хрусталева опущенный! — вновь пояснил Великанов.
Только теперь надзиратель увидел лежащего на полу Хрусталева, из груди которого текла струйка крови.
— Второй жмурик! — ошеломленно прошептал вертухай. — И за один только день! Плакала моя премия! Накрылась!..
Он поспешно закрыл дверь в камеру, словно боялся чего-то, и пошел докладывать об очередном «ЧП» в камере двести шесть.
Его реакция развеселила камеру.
— Ой, умора! — захохотал Рудин. — Премия его накрылась.
— Кто о чем, а вшивый о бане! — гоготал Маленький.
— Чего гогочете, недоумки! — осадил их Кузин. — Это вы — перекати-поле, а у человека семья, дети. Небось на младшеньком сапоги так и горят, в футбол с приятелями играет, льдышки гоняет. Нам смешно, а у него показатели ухудшились, рост карьеры замедлился. Жизнь, она и есть — жизнь. А вам все бы лишь хиханьки да хаханьки…
— Братва! — вспомнил Айрапетян. — А как нам от драки отмазаться?
— Проще простого! — отмахнулся Григорьев. — Хрусталев начал со мной драку, и все, горя желанием прекратить нарушение режима, бросились нас разнимать. А Поворов подскочил к Хрусталеву и всадил ему в сердце заточку.
— И где нашел только? — насмешливо протянул Телок.
— Где? — задумался на мгновение Григорьев. — Как где? На больничке, конечно! Единственное место, где он мог украсть нож, — кабинет врача.
— У терапевта украсть скальпель? — ухмылялся Телок. — А насчет больнички я первый придумал!
— А что, у терапевта не может быть скальпеля? — недоумевал Григорьев. — Например, он им бумагу резал…
— И врачу теперь выговор объявят! — издевался Телок. — Сколько хлопот причинил всем один опущенный.
— Он уже не опущенный! — напомнил Айрапетян. — Смыл обиду кровью!
А Поворов лежал на холодном полу, все слышал, но безучастно, как будто и не о нем велся спор, как будто не его судьба решалась собравшимися не по своей воле задержанными.
Он вспомнил яркий момент своего безоблачного детства, когда ему ни в чем не было отказа: Виктор застыл у витрины магазина, торгующего медицинским инструментом, и требовал немедленно купить ему длинный блестящий ножик.
Тогда ему этот ножик не купили, несмотря на все его причитания, рев и вопли.
Теперь этот «ножик» его все же достал и перерезал малейшую надежду на выход из тюрьмы раньше того огромного срока, который ему светил.
Дверь камеры вновь открылась.
Вошли знакомые санитары с носилками. Погрузили на носилки тело Хрусталева и унесли.
Один из них на прощанье сказал мрачно;.
— Следующего понесете сами! Нашли фраеров!
— Носи, керя! — шуганул его Телок. — Шустри!
Вертухай заглянул в камеру и вдруг заметил лежащего Поворова, на которого он почему-то не обратил внимания, так был ошеломлен видом Хрусталева с медицинским инструментом, торчащим из груди.
— Вы что, суд Линча устроили? — спросил он, надеясь, что Бог милует, от третьего трупа за день избавит.
— Он вида крови не переносит! — успокоил Григорьев. — В обморок падает!
Надзиратель пнул сапогом Поворова.
— Вставай, подрасстрельный! За убийство в тюрьме тебе светит вышка!