— Это вы об Андреиче или о воздухе? — поинтересовался капитан.

— О воздухе! Более вредного мужика, чем Андреич, нет на свете. Господи, упокой его душу грешную.

— Это интересно! Старшина, пока мы гуляем до парадного входа, вы мне расскажите об этом старике.

Чичин посигналил им, но капитан не обратил внимания на сигналы.

— Ну-у… — замялся старшина, не зная, с чего начать.

— Начните с самого главного: из-за чего, по-вашему, его могли так зверски зарезать. Я насчитал пять ран на теле, и глотку перерезали… Достал?

— Он мог кого угодно достать. От его взгляда не могло ничего укрыться. Все, старый хрыч, видел, понимал вообще с полуслова и видел с полувзгляда. Кто с кем живет, кто что ворует.

— Его бы к нам в уголовный розыск. А то бьешься, бьешься, как рыба об лед, а чистая вода часто там, подо льдом.

— Вообще-то нехорошо говорить о мертвом плохо…

— Древние говорили: «…либо хорошо, либо ничего». Но мы с вами профессионалы. И расследуем убийство. Чем больше косточек мы перемоем Андреичу, тем больше шансов найти убийцу. А в том, что убийца хитер, смел до наглости и изобретательности, нет ни малейшего сомнения. Страху на вас нагнал. Обычный преступник как: убил и ходу, подальше да побыстрей. «Главное в профессии вора — вовремя смыться». А этот спектакль разыгрывает. Почему? Вот это мы и должны понять, старшина. Кстати, как вас величать-то? Неудобно, старшина да старшина!

— Фадеев.

— Ишь ты! Писатель… Знаешь, кого уголовники писателями зовут?

— Нет.

— Ну, конечно. «Жмурики» много не наболтают… Тех, кто сумочки срезает «пиской», остро заточенной с одного края монетой. Такие мастера были, что из дорогой шубы могли кусок вырезать. Фильм есть такой даже. Ты, Фадеев, не стесняйся, рассказывай.

— Я с ним не пил, поэтому мало о нем знаю. Но рассказывают о нем много. Здесь он только по ночам работал, двенадцать часов через день, ему удобно. А все остальное время занимался ростовщичеством в основном или шантажом. Но работал чисто, не придерешься.

— Ничего себе старичок! — изумился Тупин.

— Убить его мог любой. И должников у него хватало, и тех, о ком он знал не очень хорошие вещи…

— О которых они предпочли бы забыть, — подхватил Тупин. — Вот, видите, личность убитого начинает немного проясняться.

— Но вам нужен убийца.

— Для меня пока ясно лишь одно: убийца работает в институте, либо работал, либо имеет доступ в институт через друзей или родственников.

— Ни фига себе! — не удержался старшина. — Какое же это одно?

— Возьмем сито, отсеем мелочь пузатую, останутся крупные камни, которые и будем раскалывать.

— А если убийца из «мелочи пузатой»?

— Тогда возьмем сито помельче. И все по новой.

— Работенка!

— С трупами оно поспокойнее. Молчаливые, и требования умеренные. Прокурору жаловаться не пойдут.

— Сегодня ночью они что-то расходились…

Парадный вход был почему-то открыт. Тупин нахмурился.

— Не дотрагивайтесь до двери!

— Ну, Даниловна! — воскликнул старшина. — Совсем плохая стала.

Капитан достал платок и осторожно открыл входную дверь. Они вошли.

— Кто такая Даниловна? — спросил он, подымаясь по лестнице.

— Ночная дежурная. Пенсионерка. Страдает бессонницей, поэтому каждую ночь дежурит. Говорит: «Все не без толку!» И денежки капают, и ночь у телефона веселее проходит. Живет одна, как и Андреич. Частенько его чаем поила.

— Привечала?

— А как же! Женщина все за какого-нибудь мужика цепляется. Это мужик может жить и с бутылкой. А женщине, даже самой пропащей, алкоголичке, мужик нужен, пусть хоть совсем завалящий.

— Много, я смотрю, вы знаете, Фадеев!

— Так ведь тридцать лет вожу. Считай, как с армии пришел.

— А учиться не хотелось?

— Нет, не хотелось. Женился я рано, дите родилось. Кормить, кроме меня, некому. А тут и зарплата поболее, и льготы.

Беседуя, они не спеша поднялись на третий этаж и опять застыли от негодования: за столом дежурной сидел молодой и красивый труп, а у него на коленях, положив голову ему на грудь, сидела старушка. И можно было определить, не подходя ближе, что она мертва: рот застыл в беззвучном крике, глаза широко раскрыты от ужаса.

— Мерзавец! — прорычал старшина. — И Даниловну убил.

— С первым согласен: не уважает он нас, — заметил капитан. — А насчет второго вы не правы, Даниловна умерла сама. Правда, кто-то ей помог умереть самой.

— Ее-то за что? Она за всю жизнь мухи не обидела, — горевал старшина.

— Свидетелей убирают не из-за их моральных качеств.

Капитан позвонил дежурному угрозыска:

— Егоров, ты? Это Тупин. Давай всю бригаду в наш институт. Здесь два трупа. Ты не остри, не только два, а два лишних: убийство и, по-видимому, инфаркт миокарда. Пусть подъезжают к центральному входу, открыто.