Колыбельников тут же сообщил новость командиру полка. Позвонил старшему лейтенанту Бобрикову, чтобы тот приготовил клуб, микрофон, написал красивое объявление.

Потом Иван Петрович зашел в библиотеку, сказал библиотекарю:

— Татьяна Сергеевна, подберите книги поэта Кострова, после его выступления попросите сделать нам памятные надписи.

— Он приедет к нам? — обрадовалась библиотекарь.

— Да, сегодня после занятий.

— Ой, как чудесно! Сейчас я поищу, что у нас есть. Она ушла в проход между полками, набитыми книгами. Вернулась с тремя тонкими книжечками:

— Вот, только эти. Давно изданы. Новых нет. Иван Петрович взял книжечки, прочитал названия:

«Ключи от неба», «Жажда», «Столичное время».

— Не часто берут, — сказал замполит, посмотрев отметки на приклеенных в книгах листочках.

— Вообще поэзию мало читают, — развела руками Татьяна Сергеевна, — больше детективы да про любовь спрашивают. Правда, последнее время многие приходят и за стихами. В этом месяце особенно стали интересоваться.

«Значит, доходят наши радиопередачи», — отметил про себя замполит.

— Ничего, Татьяна Сергеевна, приучим, привьем вкус к настоящей поэзии. Вот сегодня Костров нам поможет.

Дома Иван Петрович объявил всем о предстоящем выступлении; сыну сказал особо:

— Тебе, Олег, явка обязательна! Послушай настоящие стихи, погляди на живого стихотворца, может быть, постыдишься потом магнитофонный фольклор слушать! Да эти джинсы сними. Оденься почище. Мать, дай ему самый хороший костюм. Не часто в полку встречаются с писателями! Для меня это праздник! Ты, Поля, тоже приходи.

Колыбельников поел быстро, потом долго начищал ботинки, надел китель и брюки, в которых ходил в гости да по вызову больших начальников.

К назначенному времени клуб был полон, собрались не только офицеры и солдаты, пришли жены и дети офицеров. Надежда Михайловна с Олегом и Полей сидели рядом с полковником Прохоровым и его семьей в первом ряду. Иван Петрович ждал поэта у входа. Он оглядел шумный зал, на душе было радостно.

Ровно в пять подкатил сверкающий зеленый газик, шофер командира надраил его для поэта даже лучше, чем для своего полковника. Из машины вышла женщина лет сорока, с косой, заколотой на голове короной. «Наверное, с ней говорил по телефону», — подумал Колыбельников. За женщиной вышел человек в цветастой рубахе–батнике, заправленной в синие джинсы. Иван Петрович ждал поэта, но из машины больше никто не выходил. Замполит оторопел: неужели этот, в джинсах, поэт? Нет, не таким представлял себе знаменитого поэта Колыбельников! Ждал человека в наглаженном костюме с галстуком или бантом.

Однако Костров, не смущаясь своей внешности (видно, она была для него привычной), подошел к майору и, приветливо улыбаясь, сказал:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Я Костров. Ну что, начнем?

— Пожалуйста, мы готовы, — сказал Иван Петрович, все еще рассматривая поэта. Он оказался не молодым, а моложавым. Голубые глаза, чисто выбритое лицо, хорошо сложен, видно, «молодежной» одеждой поддерживает в себе подтянутость, а лет ему уже далеко за сорок. Поэты, как артисты, борются со старостью; любимцы публики, они молодятся, не желая утратить ее внимание.

Поэта встретили аплодисментами. Когда Колыбельников представил его собравшимся, Костров не пошел к трибуне, а вышел к рампе, поближе к людям, посмотрел на них улыбчиво и доброжелательно.

— Ну что ж, здравствуйте, товарищи. Давайте знакомиться.

В зале прошел гул: кто сказал «здравствуйте», кто — «давайте». В задних рядах крикнули: «Плохо слышно!» Костров подошел к трибуне, снял микрофон и вернулся с ним на край сцены. Движения и жесты его были легки, свободны, чувствовалось — он привык к общению с большими аудиториями.

— А так слышно? — спросил Костров, подняв микрофон к лицу.

— Порядок, — ответили сзади.

Костров улыбнулся:

— Вот и хорошо. Сначала я вам коротко расскажу о себе, потом почитаю стихи. Согласны?

— Согласны! — кричал все тот же солдат сзади.

— Родился в Донецке. Работал на шахте. Учился в школе. Потом в педагогическом институте. Ну а потом грянула война. Служил в авиации штурманом. Летал на бомбардировщиках. Имею награды. Звание — старший лейтенант. После войны окончил Литературный институт и с тех пор занимаюсь творческой работой. Вот и вся моя биография.

Зал отметил скромность поэта радушным гулом и оживлением.

— Теперь о стихах. Писать начал еще в школе. В юности многие пишут стихи. У вас, наверное, тоже есть поэты? — спросил Костров, обращаясь к Колыбельникову.

— Есть! — ответил Иван Петрович и взглядом нашел в рядах Голубева. Юрий, как и его соседи, сидел немного возбужденный, раскрасневшийся не то от духоты в зале, не то от волнения.

— На фронте было не до стихов, но все же я находил время между боевыми вылетами, писал. Писал о своих однополчанах, замечательных летчиках. Вот из этих фронтовых стихов и позвольте мне прочитать «Дунайские волны». Только это не хорошо известный вам вальс, а размышления на мосту в годы войны, после боя.