– Эй, ты чего загрустила?
– Тревожно спросил Костик. Его зелёные глаза внимательно наблюдали за мной, стараясь вытащить на свет божий все мои тайны.

– А хочешь, в выходной тебя на футбол возьму?
– Вдруг спросил Костя.

– Кость, ну какой из меня футболист, смеёшься что ли!

– Ни какой, а какая!
– улыбнулся Костя.
– Самая крутая футболистка в мире.
– Костик состроил умопомрачительную гримасу, и я, не удержавшись, рассмеялась. Мысль, скребущая мне мозг и не дающая покоя со вчерашнего дня, благополучно отступила в сторону, и я, закружившись в рабочей суматохе, уже и не вспоминала ни о чём. Смена выдалась достаточно напряжённая. Сначала крупная авария на Сеченова, и несколько часов борьбы за жизни пострадавших. Затем, небольшая передышка, и снова в бой. На этот раз всего-то захлопнувшаяся металлическая дверь, но только внутри, один-одинёшенек оказался маленький ребёнок, на плите кипел рассольник, а горе-мамаша пошла выносить мусор в мусоропровод. Всё надо было делать быстро, чтобы малыш не пострадал без надзора взрослых.

Ближе к вечеру нашей бригаде пришлось побывать на пожаре, причём, подъехали мы туда раньше пожарных, поэтому начали действовать самостоятельно. Несколько часов я успокаивала пострадавшую женщину, муж которой погиб в огне. Сама она совсем не пострадала, потому что в это время ходила в магазин. Там она встретила знакомую и надолго зацепилась с ней языками. Они даже переместились в кафе, которое находилось на первом этаже супермаркета, и за приятной беседой провели не один час. Потом она никак не могла поверить в случившееся, окаменев на месте без признаков проявления каких-либо эмоций. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы вывести её из ступора. Лицо её застыло, как маска, она не реагировала ни на какие внешние раздражители. Даже когда увозили её обгоревшего, скончавшегося на месте, мужа, она не пошевелилась. У женщины был глубокий эмоциональный шок. Прибывшие медики вкололи ей все полагающиеся в таком случае медикаменты, но не смогли увезти её с собой. Она ни на секунду не хотела отходить от меня, и, нарушив все правила, мы привезли её к себе в отдел. Женщина выглядела такой потерянной и несчастной и цеплялась за меня, как ребёнок за юбку матери. Что с ней делать, если сейчас вдруг будет новый вызов, я не знала. Конечно же, нам полагалось время на отдых. Бригады чередовали, но за ночь нас могли вызвать ещё, как минимум, раз. Наш бригадир, Анатолий Иванович, взял всю ответственность на себя, оставив у нас пострадавшую до утра. Наконец-то, на неё начали действовать успокоительные, которыми её накачали медики, и она уснула у нас на кушетке глубоким сном. А я сидела и думала обо всём на свете и ни о чем одновременно Мысли путались и разбредались от меня, как недобитые тараканы, поймать которых я была не в силах. Пока у нашей бригады был заслуженный перерыв, и нас никто не беспокоил. Я вспоминала свою жизнь. Эта женщина, муж которой погиб при пожаре, всколыхнула в моей душе воспоминания о давно пережитых событиях. Хотя отголоски тех событий и фантомы того времени достали меня, спустя десять лет. Я уже описывала все те события, которые со мной приключились, и не хочу об этом вспоминать снова, но это выше моих сил, и воспоминания наседают мне на голову, лезут в душу, ржавыми гвоздями забвения ковыряют моё сердце. В общем, не дают жить дальше. Что же с ними делать, окаянными? Будучи психологом, я бы такому пациенту сказала, что ситуация, которая меня мучает воспоминаниями, не отработана до конца. Пока я не поставлю там большую жирную точку, так и буду мучиться. Но, увы, точку за меня в этой истории поставили другие люди.

Я тоже пережила в юности страшную трагедию. Мой любимый погиб, и я многие годы оплакивала его. Нет, я не осталась одна, вышла замуж за самого прекрасного человека на свете. По крайней мере, мне тогда так казалось. Родила сына и жила самой что ни на есть спокойной размеренной жизнью, пока не приключилась со мной эта чудовищная ситуация. Как бульдозером переехала всю мою жизнь, и нет у меня больше ничего. Только лишь одна моя, никому не нужная жизнь. И не нужна я никому на всём белом свете.

Мне было так плохо, что я тихонечко заплакала. Ночью всегда так, накатывает всё, не спрячешься. Вдруг я почувствовала на своём плече лёгкое прикосновение и резко обернулась.

– Костя! Как же ты меня напугал!
– выразительно произнесла я громким шёпотом, боясь разбудить отдыхающих ребят.

– Ты плачешь, Таня, и это нехорошо.
– Сказал Костя, присев рядом и ласково погладив меня по голове.

– Денёк выдался не из лёгких, - произнесла я.

– Опять одеваешься в броню, железный ты наш человечек, - глядя на меня нежно, но чуть с укоризной, проговорил Константин, - расскажи мне, что тебя мучает.

– Кость, ничего меня уже не мучает, - с едва заметным раздражением произнесла я.

Но от Кости не ускользнула такая мелочь, и он только крепче прижал меня к себе, успокаивая и убаюкивая, как ребёнка. А я и не сопротивлялась. Я так устала быть одна, закрывшись от всего мира, растеряв всех подруг, сторонясь новых знакомств. Я наказывала себя непонятно за что, ведь, по сути, была ни в чём не виновата. В объятиях Кости мне стало так легко и спокойно. Дурочка, зачем я его сторонилась всё это время, ведь Костя, самый надёжный человек, встретившийся мне за последнее время. И он испытывает ко мне искреннюю симпатию, я чувствую это.

– Таня, Танечка моя, всё будет хорошо. Ты мне поверь, пожалуйста, - нежно шептал Костя, - всё плохое прошло, его нет, а есть я, есть ты и мы могли бы попытаться быть счастливыми вместе.
– Костя преданно заглянул мне в глаза, пытаясь найти там подтверждение всему тому, о чём говорил.

– Не прогоняй меня, Таня, прошу тебя.

Если бы Костя знал тогда, как здорово он ошибается на счёт того, что всё плохое уже позади. Всё плохое уже неслось на нас локомотивом, сбивая и подминая под себя всё на своём пути. Я прижалась покрепче к Косте, он, не переставая, гладил мои волосы, успокаивая меня. Так мы и просидели некоторое время, словно бы боясь спугнуть неосторожным движением или действием то большое зарождающееся внутри нас чувство. Только внезапный сбор мог сейчас нас оторвать друг от друга, хотя нет. Думая так, я глубоко ошибалась. Внезапно в тишине раздался оглушительный крик, пролетевший, наверное, через всё здание и эхом отскочивший от его стен. Мы с Костей вскочили, как ужаленные. На лежаках закопошились ребята, потревоженные и непонимающие, сбор это или нет. А кричала женщина, которую мы привезли с пожара. Честно говоря, я думала, она проспит до утра, после всех вколотых в неё лекарств, но не тут-то было! Она кричала, как сумасшедшая, соскочив с лежака и выставив руки перед собой. Она словно защищалась от кого-то, не виденного нами, но привидевшегося ей.

– Не трогай меня! Не подходи, гадина! Я живой не дамся! Ненавижу! Неееет!

Зоя Михайловна как-то резко обмякла и свалилась на пол. Мы все уже собрались вокруг неё и не могли никак понять, что с ней происходит. Андрей бегло осмотрел женщину и успокоил всех, сказав, что она жива, просто обморок приключился.

– Может лекарства какие подействовали? Ребят, кто-нибудь видел, что ей кололи?
– насторожился Андрей.

– Я рядом была, - ответила я, - вроде всё, как обычно.

Я перечислила все препараты, сделанные добросовестными медиками скорой помощи. Андрей задумчиво почесал затылок и сказал:

– Ничего не понимаю. Ни одно из этих лекарств не вызывает галлюцинации.

– Но мы все стали свидетелями этих самых галлюцинаций, - напомнил нам Коля.

– Может на неё так смерть мужа подействовала, - выдвинула я свою версию.

– А разве так быстро бывает?
– Удивился Костя, - Андрюха, поясни!

– Таня, скорее всего, имеет в виду реактивный психоз. Сначала истерический ступор, когда Зоя Михайловна как изваяние сидела, а теперь вот то ли синдром одичания на фоне аффекта страха от пожара и потери мужа, то ли реактивный бредовый психоз начался. В любом случае, это тяжёлое психическое расстройство, требующее срочной психиатрической помощи. Но я не полностью уверен, что это реактивный психоз и склонен думать, что произошла наслойка препаратов.