Что некий зверь, летя в автомобиле,

Рассыпал по асфальту жёлтый цвет.

***

Протей изменяет свой облик, писатель - стили,

Направление духа, выпятив ухо вглубь

Враждебного мира...

Слово и ты голубь,

Уди постепенно, одною ногой в могиле,

Другою на облаке, в озере бытия

Отразившись расплывчато, ветрено потому что.

Из ряби встаёт волна и ползёт, блестя,

Свысока на тебя.

Чувство страха тебе не чуждо.

Культивируй материю, вовремя растворяй,

Отворяй и входи без стука в её хоромы,

Наполняй их жильцами -

Возможно, держась за край

Безрассудства, поскольку в стога соломы,

Полыхая, стремится агония мысли, чтоб

Озарить темноту и продвинуться дальше дыма

На поля, где репейник наморщил пространный лоб,

На который взойдёшь... Это сделать необходимо.

***

Нет малороссов. Сколько ни ищи,

Их не найдёшь ты, разве что прыщи

На собственном лице, на подбородке...

Империя в пыли лежит у ног.

Империи не вечны, только Бог,

Что смотрит на свои творенья с горки...

Кто раньше мал казался, вдруг подрос.

Для нищих царство вымолил Христос.

Быть может, это царство - Украина!..

Там нет великороссов потому,

Что малороссов нет. Конец всему!

Лишь Бог и люди в царстве том, и глина.

***

Если муж не спит со своей женой,

пусть ни с кем не спит!

А его жена

призывает втайне палящий зной,

поцелуев кольца - сейчас, сполна!

Ей пора уйти.

И она уйдёт

к своему самцу, оставляя след

ногтевой - черту на стекле, и мёд

на губах её - словно свет планет

на полночном небе.

Она хрупка,

но внутри прочна и цельна, не смей

преграждать ей путь!

Всё равно река

раздробит скалу, напоит коней...

И возьмёт себе всё, что ты не дал,

унесёт в века, о тебе забыв.

Навсегда.

Прощай!

Утонул причал.

Ибо страсти мощен шальной наплыв.

***

"Без денег ты никто, не нужен, неудобен

В глазах, в сердцах людей. Скажу по существу,

Дурашка нулевой, поддельный, что ли, орден", -

Мне ветеран твердил, что бился за Москву.

В больнице он лежал, взвалив на быльце ногу

Распухшую, её отрезать бы должны...

Но врач к нему не шёл, темнело понемногу.

Светало. Ни детей к больному, ни жены...

Никто не приходил. "А где они?" - "Один я", -

Ответил ветеран; вздохнул, ушёл в себя.

И руки опустил, похожие на клинья,

И сморщился лицом. "Какая там семья...".

А через пару дней он умер. Я-то думал,

Что всякий человек хоть звук, щелчок издаст,

На небо отходя; душою плюнет в угол,

Чтоб тот, кто рядом с ним, нащупал этот пласт...

Да только он смолчал - тревожить отказался

Соседа своего по всяким пустякам...

Ну, помер, ну и тьфу! А ты не дуйся, Вася.

Живи, умей прощать таким вот старикам.

ДУХ

Объят параличом, шевелится едва ли,

Чуть раскрывает рот, что хочет - не пойму.

Совсем не говорит, кивает, щёки впали,

Щетинками пронзив мучную полутьму.

В больших его глазах печаль не потускнела,

Наоборот, блестит подвижной рябью, жжёт.

И что ему сказать - его ли это тело,

В котором терпит он скопление невзгод?

Не знаю. И молчу. Готовлю жидкий супчик,

Размачиваю хлеб, надеюсь, словно врач,

На лучший из деньков; ручаюсь, как поручик:

Всё будет хорошо, ещё помчимся вскачь!

И вижу - верит мне. Я тоже, тоже верю!..

Над ним склонившись, жду - чего, не знаю сам.