– Обычно я покупаю органы у мясников на рынке, свиные там или коровьи, или маленьких поросят, или ягнят, и сравниваю их с рисунками в анатомическом атласе, - пояснил будущий доктор свои мотивы.

А тут был такой шанс. Приперев собственными силами - Йон даже поразился, на что способен субтильный парень, когда ему хочется работать - труп в лабораторию, он всю ночь провел, ковыряясь в его внутренностях, чтобы на практике так сказать, выяснить, в чем разница между человеком и свиньей, и так ли человек похож на то, что рисуют в атласе. Собственно, если бы он не узнал, чье именно тело подбросила ему Судьба, он бы и не забеспокоился.

– И отчего он умер?

– А! Это очень интересно!
– парнишка подскочил к столу, полностью откинул простыню.
– Видите? Его, конечно, сначала били, а потом зарезали. Тут три разреза, один на бедренной артерии, второй - в правой подмышечной впадине и третий - слева на шее, от дуги аорты. Причем сделаны все одним движением, смотрите, как будто...

– Слева, направо, налево, - Йон взял со стола карандаш и резко, один движением, нарисовал в воздухе восходящую зигзагообразную линию. Нога, подмышка, шея. Ровное движение руки.
– Это уже что-то.

– Вы знаете как и чем это сделано?
– восторгу в голосе Эреха не было предела.

– К сожалению, знаю, - мрачно кивнул Йон, покатал карандаш между пальцев.
– Это называется кошачий коготь, севрасский изогнутый нож с коротким внутренним лезвием. Его зажимают в кулаке, продев указательный палец в кольцо на рукоятке, и режут так, как я тебе показал. Единственное, это существенно сокращает нам круг подозреваемых, просто так на улице когтем махать не научишься...

Перед мысленным взором Йона нарисовался образ убийцы - замотанный в черное тряпье, с выбритыми и татуированными висками севрасский кот, нарезающий на ленточки сначала восторженного доктора, а потом и его самого. Хотя...

– Надеюсь, что речь шла просто о драке или мести, а не о заказном убийстве. Если ты точно уверен, что его сначала били. Потому что севрасские наемные убийцы не бьют. Иначе, мелкий, ты мне не только все вознаграждение отдашь, но и книжки свои подаришь.

– Мне двадцать один год и я не мелкий, - сердито буркнул Эрхе.
– И я знаю, кто такие севрассэ, я просто не знал, как работают когтями...

Ишь ты! Севрассэ! Сопливое дитя подчеркивает, что Йон Рейке, варвар эдакий, коверкает язык его великой белобрысой цивилизации, которая уже один Пес знает сколько веков лежит в пыльных руинах.

– И где ты их видел?

– В тюрьме. Я после выпуска работал несколько месяцев при допросной.

На некоторое время в подвале воцарилось молчание, в течение которого Рейке с возрастающим удивлением рассматривал нежное девичье личико малолетнего дока. С большими сюрпризами, однако, человек.

– Так, - подвел итоги Йон.
– Понятно. Вернемся к нашему барану. Вернуть тело сам ты не можешь по понятным причинам. А почему ты не хочешь подкинуть его в морг или Анатомический театр?

– Я думал, - признался Эрех.
– Но своими силами это невозможно. Театр и морги при госпиталях охраняются от кладбищенских воров, протащить его незамеченным не получится. И еще, самое главное, вы представляете, что сделает магистрат, если даже заподозрит, что его сын был вскрыт в Анатомическом театре?

Рейке представлял. В его представлениях театр горел, причем вполне реальным, а не синим пламенем, а перед ним на ветру раскачивались тела всех, кто даже мимо проходил. Тул Ойзо был единственным и любимым сыном магистрата, так просто его смерть тот не спустит.

– Я решил, что единственная возможность избежать последствий, эээ... моих действий, будет найти убийцу. Потому что тогда никто не спросит, что конкретно случилось с сыном магистрата, так ведь? Если убийца найден...

Йон понимал. Он задумчиво разглядывал светящиеся в свете лампы оттопыренные ушки новоявленного клиента и видел куда больше, чем тот хотел показать. Например, форменную тужурку, слишком свободную на тощем тельце, с надшитыми рукавами. Гербовые пуговицы срезаны, заменены на простые, из скорлупы водяного ореха. Светлые, по-астийски чистого оттенка, густые волосы когда-то были полностью сбриты и теперь отрастали, чтобы, скорее всего, вскоре быть сбритыми вновь. Сплошная экономия, одна десятая ляня в цирюльне раз в полгода, и не надо мучиться с бритвой. Тем более, что у астов на лице ничего не растет, и покупать бритву парню сплошное разорение. А, судя по весу, что у подзаборного кота, питается он плохо, в лучшие дни заедает воду картошкой, а в обычные просто водой обходится и ест то, что приносят из дома сердобольные санитарки. Благо внешность у него такая, будящая родительские инстинкты. Так и тянет подкормить и оттаскать за уши, паршивца.

А все, что зарабатывает, он тратит на свою мечту.

Рейке знал, какова судьба таких храмовых посвященных. Лет в пять на очередной службе обнаруживается, что он, что называется, поцелован богами, потом приезжает телега из конкретного Убежища от, и мальчик навсегда покидает семью, переселяясь под холодные каменные своды. Там он лет десять моет полы и зубрит священные тексты, пока наставники розгами загоняют в него знания о ценности отпущенной благодати. Годков через десять ребенка выпускают обратно, в большой и абсолютно чуждый мир, в котором он должен служить своей богине, а как это выйдет уже не людям решать. И хорошо, что вот этот ребенок умудрился как-то зацепиться в жизни, а не закончить ее на очередном поле боя, когда в госпитальную палатку попадает криво летящий снаряд.