— Как бы то ни было, — сказал Тамлин. — Твоя семья знает, что ты в безопасности. Они ничего не помнят о ворвавшемся в их дом звере. Они думают, будто тебя позвала дальняя, давно забытая и очень богатая тётя, чтобы ты досматривала её. Они знают, что ты жива, сыта и что о тебе заботятся. Но им так же известны слухи о… некой угрозе в Прифиане, и они готовы бежать в случае любых тревожных знаков из-за стены.

— Ты… ты изменил их воспоминания? — я шагнула назад. Надменные фэйри, столь самонадеянно с их стороны — изменять наш разум, внушать мысли так, словно это не насилие…

— Зачаровал их воспоминания — как набросил на них флер. Я опасался, твой отец мог пойти за тобой или убедить нескольких жителей деревни пересечь стену вместе с ним и, в дальнейшем, нарушить Договор.

И, в любом случае, они все погибли бы, едва столкнувшись с такими существами как Пука, Богги или наги. Тишина окутала мысли, я была настолько измучена, что едва могла думать и не смогла остановить себя прежде, чем произнесла:

— Ты не знаешь его. Мой отец не потрудился бы сделать хоть что-нибудь.

Тамлин посмотрел на меня долгим взглядом.

— Нет, он сделал бы.

Не сделал бы — не с покалеченной ногой. Не с ней в качестве оправдания. Я поняла это в тот момент, когда иллюзия Пука разрушилась.

Сытые, в комфорте и безопасности — их даже предупредили о болезни, независимо от того поймут они или нет. Его глаза были открытыми, честными. Он зашёл гораздо дальше, чем я могла предположить, чтобы развеять все мои беспокойства и опасения.

— Ты действительно предупредил их… о возможной угрозе?

Серьёзный, тяжёлый кивок.

— Не прямое предупреждение, но… это вплетено во флер на их воспоминаниях — наряду с приказом бежать по первому знаку, что что-то неладно.

Надменность фэйри, но… но он сделал намного больше, чем смогла бы я. Моя семья могла бы полностью проигнорировать моё письмо. Если бы я знала, что он обладает этими способностями, возможно, я бы даже сама попросила Высшего Лорда зачаровать их воспоминания, если бы он сам этого не сделал.

Значит, мне больше не о чем беспокоиться, за исключением того, что они, наверно, забудут меня раньше, чем я ожидала. Я не могу осуждать их за это. Моё обещание выполнено, моё задание тоже — что ещё мне осталось?

Блики огней танцевали на его маске, оживляя золото и заставляя изумруды сверкать. Столько красок и оттенков… Красок, названия которых я не знаю. Красок, которые я бы хотела знать и переплетать их. Краски, изучение которых у меня сейчас нет причин откладывать.

— Краски, — сказала я едва слышно. Он склонил голову, а я сглотнула и расправила плечи. — Если… если это не слишком большая просьба, я бы хотела немного красок. И кистей.

Тамлин моргнул.

— Тебе нравится… искусство? Тебе нравится рисовать?

В его запинающихся словах не было зла. Для меня этого было достаточно, чтобы продолжить.

— Да. Я не… не так уж хороша, но если это не доставит слишком много неприятностей… Я буду рисовать снаружи, так что я не устрою беспорядка, но…

— Снаружи, внутри, на крыше — рисуй, где захочешь. Мне всё равно, — сказал он. — Но если тебе нужны краски и кисти, тебе также понадобятся холсты и бумага.

— Я могу работать — помогать на кухне или в садах — чтобы заплатить за них.

— Ты будешь больше мешать, чем помогать. Может потребоваться несколько дней, чтобы найти их, но краски, кисти, холсты и пространство твои. Работай, где пожелаешь. В любом случае, этот дом слишком чистый.

— Спасибо — в смысле, на самом деле. Спасибо.

— Несомненно.

Я развернулась уйти, но он заговорил снова:

— Ты видела галерею?

— В этом доме есть галерея? — выпалила я.

Он улыбнулся — Высший Лорд Весеннего Двора действительно улыбнулся.

— Я закрыл её, когда унаследовал это место, — кажется, унаследование титула его не слишком радует. — Заставлять прислугу держать её в чистоте казалось пустой тратой времени.

Разумеется, пустая трата времени — для тренированного воина.

Он продолжил:

— Завтра я занят, а галерею должны привести в порядок, так что… послезавтра — позволь мне показать тебе её послезавтра, — он потёр шею, на его щеках появился слабый оттенок — сделав его более живым и тёплым, чем я видела раньше. — Пожалуйста — я буду рад.

И я поверила ему, молча кивнув. Если картины в холлах изысканные и восхитительные, значит, выбранные для галереи должны быть за гранью моего человеческого воображения.

— Спасибо, с удовольствием.

Он снова улыбнулся мне — широко, открыто и без колебаний. Айзек никогда мне так не улыбался. От улыбки Айзека у меня никогда не перехватывало дыхание, даже немножко.