Он отпугнул тех фэйри и пальцем не шевельнув.

— Нет, — сказала я, едва ворочая языком.

Он махнул рукой в сторону долины, в сторону барабанов.

— Тогда наслаждайся Обрядом. И попробуй держаться подальше от неприятностей.

Его глаза мерцали так, что совет держаться подальше от неприятностей означал держаться как можно дальше от него.

Возможно, это было самое рискованное, что я когда-либо делала, но я выпалила:

— Значит, ты не принадлежишь к Весеннему Двору?

Он вернулся ко мне, каждое движение изысканно и пронизано убийственной силой, но я сохранила самообладание, когда он лениво улыбнулся мне.

— Неужели я похож на обитателей Весеннего Двора? — слова были сказаны с тем оттенком высокомерия, которого могут достичь лишь бессмертные. Он негромко рассмеялся. — Нет, я не из знати Весеннего Двора. И я рад этому, — он указал на своё лицо, где могла бы быть маска.

Мне следовало бы уйти, следовало бы замолчать.

— Тогда почему ты здесь?

Его необыкновенные глаза, казалось, засияли — с достаточной смертоносной дерзостью, чтобы я шагнула назад.

— Сегодня все монстры вышли из своих клеток, независимо от их принадлежности ко Дворам. И, до рассвета, я могу гулять, где пожелаю.

Ещё больше загадок и вопросов, требующих ответов. Но мне этого хватило — особенно, когда его улыбка обратилась холодом и жестокостью.

— Наслаждайся Обрядом, — повторила я так вежливо, как только могла.

Я поспешила обратно в долину, слишком ясно понимая, что повернулась к нему спиной. Я с облегчением затерялась в толпе, всё ещё выстроившейся вдоль пути к пещере, всё ещё ожидающей какого-то момента.

Когда меня перестало трясти, я оглянулась, рассматривая собравшихся фэйри. Большинство из них всё же были в масках, но были и некоторые, как тот опасный незнакомец и те трое жутких фэйри, на которых масок не было — по которым невозможно было понять, к какому Двору они принадлежат. Я не могла различить их. Когда я оглядывала толпу, мои глаза встретились с глазами фэйри в маске на другой стороне пути. Один глаз был красно-коричневым и сверкал так же ярко, как и рыжие волосы. Второй глаз — металлический. Я моргнула одновременно с ним, а в следующую секунду его глаза расширились. Он растворился в никуда, а, мгновением позже, кто-то схватил меня за локоть и выдернул из толпы.

— Ты с ума сошла? — выкрикнул Люсьен, перекрывая звуки барабанов. Его лицо было призрачно белым. — Что ты здесь делаешь?

Ни один фэйри нас не заметил — все они напряжённо смотрели в противоположную от пещеры сторону пути.

— Я хотела… — начала я, но Люсьен яростно выругался.

— Идиотка! — крикнул он на меня, а затем оглянулся в ту же сторону, куда глядели все фэйри. — Бестолковая человеческая дура.

Без каких-либо дальнейших слов, он забросил меня на плечо, будто мешок картошки.

Несмотря на мои попытки вырваться и протестующие крики, несмотря на требования забрать мою лошадь, он держал меня крепко, а когда я подняла голову, я обнаружила, что он бежит — быстро. Быстрее, чем что-либо способное двигаться. От этого меня так затошнило, что я закрыла глаза. Он не останавливался, пока воздух не стал прохладнее и спокойнее, а бой барабанов остался где-то вдали.

Люсьен сбросил меня на пол в коридоре поместья, а когда я успокоилась, я увидела, что его лицо по-прежнему мертвенно бледное.

— Ты глупая смертная, — рыкнул он. — Разве он не сказал тебе оставаться в своей комнате?

Люсьен бросил взгляд через плечо, к холмам, где бой барабанов стал таким громким и быстрым, что звук был похож на штормовой ливень.

— Едва ли что-нибудь…

— Это была даже не церемония! — и только тогда я заметила пот на его лице и блеск паники в глазах. — Силы Котла, если бы Тамлин заметил тебя там…

— То что? — сказала я, так же повысив голос. Я ненавидела чувствовать себя так, словно я непослушный ребёнок.

— Это Великий Обряд, свари меня Котёл! Разве никто тебе не сказал, что это такое?

Моё молчание было достаточным ответом. Я практически могла видеть, как барабанный бой пульсирует под его кожей, манит его вновь присоединиться к толпе.

— Огненная Ночь означает официальное начало весны — как и в Прифиане, так и в мире смертных, — сказал Люсьен. Хоть его слова и были спокойны, они словно слегка дрожали.

Я прислонилась к стене коридора, стараясь изобразить небрежность, которой не чувствовала.