«Ненужные жертвы» — звучит отлично. А еще жертвы бывают нужные и обязательные. Очень много желчи во мне накопилось за последние дни, судя по всему.

— Технических средств связи у меня при себе не будет, — загадочно сообщает Алукард. — Зато я открою тебе доступ к своему разуму. Ты сможешь видеть и слышать то, что увижу и услышу я. И передашь это Интегре. А она будет действовать так, как посчитает нужным.

А вот это уже интересная возможность. Я-то, глупая, думала, что мысленное общение возможно только адресно — обращаешься к кому-то, и тот тебя слышит. А оно, оказывается, вон как.

— Разве такое возможно?

— Нет ничего невозможного, — ухмыляется Алукард. — Как я, по-твоему, услышал твои мысли тогда, в Чеддаре? Когда ты болталась в руках у священника-вампира? Это же твое было — «как угодно, кем угодно, только бы жить…» Я слышал твои мысли совершенно отчетливо.

Все чудесатее и чудесатее. Мысли это действительно мои — не Виктории. Только вот сидели они у меня в голове по поводу совсем других обстоятельств. В памяти внезапно встает скучное серое здание, похожее на промышленный комплекс. Из дырявой крыши торчит на удивление целая кирпичная труба. Это местная ТЭС. Наша с ребятами цель.

Здание вспухает медленным серым облаком разрыва и заваливается внутрь себя, складываясь бетонными блоками как карточный домик. На грудь давит черная неумолимая тяжесть.

Алукард смотрит с искорками интереса в красных глазах.

— Полицейская, ты меня слушаешь?

Отбрасываю ненужные, бесполезные воспоминания, от которых на секунду становится невыносимо больно где-то глубоко в сердце. Нас было мало, и мы были наивны. Больше такого не повторится.

— Так точно, слушаю внимательно.

Красный огонь не гаснет.

— Итак, ты видишь и слышишь все, что происходит вокруг меня, и передаешь это Интегре. Руди заявил, что ему нужна моя кровь, для чего он намерен выцедить ее из меня — всю, полностью. Я не планирую предоставлять ему такую возможность — но действовать буду по обстоятельствам. Ваша задача — обеспечить мне эти самые благоприятные обстоятельства. Руди думает, что он уже победил. Следует доказать ошибочность его убеждений.

— Да кто он вообще такой, этот Руди? — не выдерживаю я. Не то, чтобы это было сейчас как-то особенно важно, но хоть от одной загадки хочется избавиться.

Алукард снова растягивает губы в невеселой ухмылке.

— Я думал, это достаточно очевидно, полицейская. Его полное имя и звание — обегруппенфюрер СС и обергруппенфюрер СА, рейхсляйтер Рудольф Гесс.

***

За те несколько часов, что мы с Алукардом тренировались налаживать мысленную связь без непосредственного вызова собеседника, я попыталась выжать все, что могла, из не слишком настроенного на посторонние разговоры вампира. По его версии, почти ничего из того, что говорилось о Рудольфе Гессе в официальной истории, не соответствовало действительности.

Да, один из ближайших сподвижников Гитлера. Член НСДАП с момента основания, официальный заместитель фюрера. Умен, отважен, решителен, беспощаден к врагам Рейха. А вот начиная примерно с 1941 года история начинала отличаться. Скажем, знаменитый полет Гесса в Великобританию был совершен, конечно, по поручению и с ведома Гитлера. Встреча с лордом Гамильтоном была санкционирована на обеих верхах и должна была быть использована для подковерных переговоров о сепаратном мире.

Но все сложилось не так, как планировалось. На территории Великобритании Гесс попал в плен, это стало известно общественности, и ценность «человека номер два» в Германии как переговорщика упала до нуля.

Зато возросла его ценность как заложника. В результате план «Морской Лев» был свернут, а Германия не предпринимала практически никаких шагов против островной Британии до самого конца войны.

На Нюрнбергском процессе, в своем нацистком прошлом Гесс не раскаялся, заявив: «Я ни о чем не жалею». Несмотря на протесты советской стороны, требовавшей смертной казни, был приговорен к пожизненному заключению в крепости Шпандау.

А потом на сцену вышла организация «Хеллсинг». Точнее, она проползла под сценой, вышла непосредственно на руководство тюрьмы и начала какие-то переговоры непосредственно с Гессом.

— На совершенно никому не известную тему, да, — поверила я. Я вообще ужасно наивный человек, многие знают.

— Меня там не было, — спокойно парировал Алукард. — До рождения Интегры оставалось еще пара десятков лет, а ее предки не слишком мне доверяли. Ума, кстати, не приложу — почему. Так что большую часть двадцатого века я провел как в полусне.