Потом, пока я рассказывал бабушке подробности добывания столь славной добычи, отец отрезал от щуки голову и сказал:

— Засушим, — комментировал он действия по очистке рыбьего черепа от всего, что могло загнить. — Мамке покажем.

Череп до сих пор пребывал на полке под книгами. Теперь он уже не казался таким огромным. И отца уже нет…

Обрамленная вершинами деревьев, мерцающая картина темной выси завораживала своей бесконечностью. И окружающий мрак, темнота под деревьями уже не внушала беспокойства. Да, скорее всего, там что–то было. Но необязательно враждебное. Непонятное. Необъяснимое. Непривычное взгляду. ДРУГОЕ.

И кто знает, что более реально? Мир людей или их?

— Ты не так смотришь, — наставлял меня Леший. — Ты тупо глядишь и все.

— Блин! А как надо? Из–за угла что ли?!

— Это не увидеть физическими глазами, — огорошил он меня. — А ты именно это и пытаешься сделать. Это лишь можно уловить, почувствовать. Увидеть ЧУВСТВАМИ. Понимаешь?

— Нет, — мотнул я энергично головой, немного раздраженный этим непонятным объяснением.

Леший немного помолчал, видимо выстраивая новую систему объяснения.

— Помнишь, что было, когда ты заблудился? — выдал он, наконец.

— Да уж! — вырвалось у меня. — Хрен такое забудешь!

— Вспомни, что ты видел?

— Так я уже рассказывал же.

— А как ты это увидел?

— Ну-у … — протянул я, вспоминая

— Ты видел хоть что–нибудь прямо перед собой? Ясно и конкретно?

— Нет. Так нет не видел. Да там вообще все как–то было… Не совсем четко. Вскользь что ли.

— Вот. Так и надо делать. Просто упершись глазами ничего, не увидишь.

— И как тогда? — нетерпеливо сказал я.

— Смотри на меня, — Леший остановился.

Мы пошли сегодня вдвоем. Холод отчего–то остался в лагере. И по пути я пытал Лешего по своему обыкновению, насчет чего–нибудь такого, этакого. Он мне и выдал, что какого фига я хочу необычного от него, если сам могу все увидеть. Но, по моему мнению, ничего такого вокруг не происходило. Прямо сейчас в смысле.

— Для того, чтобы ВИДЕТЬ, для начала надо расфокусировать зрение.

— Это как? — удивился я.

— Есть метод. Смотри на меня. На зрачки глаз.

Леший принялся кидать быстрые взгляды вокруг, зрачки фиксировались на определенном месте на секунду не больше.

— Понял? — спросил он, остановив, в конце концов, взгляд на мне.

— Что делать понял. Только не дошел смысл этого, — ответил я.

— Эх! Пообщался бы ты с Учителями! Смысл! Делай и поймешь!

Он двинул дальше, ворча под нос. Кажется, я уже начал доставать всех своим желанием понять для чего и зачем.

— На самом деле, не так важно, что ты делаешь — вдруг сказал Леший, когда мы молча прошагали минут десять — на самом деле мир не простой. Он еще проще, чем ты думаешь. Сложным его делает вот это.

Он постучал согнутым указательным пальцем по голове.

— Именно там рождаются системы, описывающие мир. Во всем, что мы встречаем, мы начинаем искать признаки похожести на то, что уже встроено в какую–нибудь систему. Так и получается окружающий мир.

Он остановился, огляделся вокруг.

— Ага, — он показал рукой направление и вновь пошагал. — Понимаешь, на самом деле не так уж и важно, что ты делаешь. Главное остановиться, вырваться из этой бесконечной оценки всего. Попробовать увидеть не ПРИЗНАКИ ПОХОЖЕСТИ, а СУТЬ того, что видишь.

Он замолчал, вновь о чем–то задумавшись. Я не решился нарушать его ход повествования своими комментариями и терпеливо ждал продолжения. К тому же, если честно, не совсем понимал, о чем это он. Слова то знакомые, но как–то ускользал смысл. А он был, чувствовалось, что есть какая–то своеобразная основа…

— Как ты думаешь, зачем это нужно? — Леший показал назад, видимо подразумевая ту демонстрацию с глазами.

— Чтоб расфокусироваться? — предположил я.

— Ну, в общем, и это тоже, но самое главное, ты при этом обрываешь привязки, ориентиры для составления ПОНЯТНОЙ картинки.

На меня почему–то стало накатывать раздражение. Хотя… Если разобраться, причины в нем были. Почему Леший преподносит свои слова, как истину? Нет, вероятно, имели место явления, подтверждающие его теорию, но, сколько таких теорий? Его, лишь одна из них. Почему я должен ему верить?

— А все–таки, зачем это нужно делать? — спросил я, стараясь все же не пускать в голос охватившее меня чувство.

Леший обернулся, внимательно посмотрел на меня.

— Поверь, нужно. Когда придет время, и ты это примешь.