— От одного лица из дома Гримо. Пойдемте.

Рэмпол смутно видел приближающуюся развязку и боялся, какой она может быть. Хедли вынужден был прокрутить вручную полузамерзший двигатель, прежде чем машина завелась. Они несколько раз попадали в уличные пробки, но Хедли не ругался. Спокойнее всех был доктор Фелл.

В доме на Рассел–сквер все шторы были опущены. Он выглядел еще более мертвым, чем вчера, так как смерть вошла вовнутрь и поселилась в нем. Было так тихо, что они снаружи услышали перезвон колокольчика, когда доктор Фелл позвонил. После долгого ожидания Энни открыла дверь. Она была без наколки и передника, выглядела очень бледной и напряженной, но достаточно спокойной.

— Нам бы хотелось увидеть мадам Дюмон, — сказал доктор Фелл.

Хедли нервно озирался по сторонам, стараясь внешне оставаться безразличным ко всему. Энни, отступая, произнесла из темноты коридора:

— Она дома с… она дома, — и направилась к двери гостиной. — Я позову ее, — тут она запнулась

Доктор Фелл покачал головой. Он переступил через порог и удивительно спокойно открыл дверь в гостиную.

Тяжелые коричневые шторы были опущены, и многослойные кружевные занавески приглушали слабые лучи, пробивавшиеся сквозь них. Комната выглядела теперь еще просторнее, так как вся мебель затерялась в полумраке, впрочем, за исключением одного предмета из мерцающего черного металла, обшитого белым сатином. Это был открытый гроб. У покойника, вспоминал потом Рэмпол, ему виден был только кончик носа. То ли свечи так подействовали, то ли запах цветов и ладана, но вдруг все происходящее сверхъестественным образом из каменного Лондона перенеслось в окрестности Венгерских гор, где золотой крест, неясно мерцая, охраняет от дьявола, а чесночный венок отгоняет завывающего вампира.

Но первое, что они заметили, силуэт Эрнестины Дюмон, которая стояла за гробом, положив руку на его край. Нежный свет свечей позолотил ее седеющие волосы, смягчил и сгладил сгорбленную линию спины. Когда она медленно повернула голову, они увидели, что глаза ее глубоко запали, хотя она не плакала. Ее плечи окутывал тяжелый ярко–желтый платок с длинной бахромой, красной вышивкой и бисерным шитьем.

И тут она заметила их. Ее руки стиснули край гроба, как будто она хотела заслонить умершего.

— Было бы лучше, мадам, если бы вы во всем сознались, — сказал доктор Фелл очень мягко. — Поверьте мне, так действительно было бы лучше.

На секунду Рэмпол подумал, что она перестала дышать. Затем она издала звук, напоминающий кашель, ее безутешное горе сменилось истерическим весельем.

— Признаться? — произнесла она. — Что еще вы придумаете, идиоты несчастные? И не подумаю. Признаться! Признаться в убийстве?

— Нет, — сказал доктор Фелл.

Его голос прозвучал очень громко. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, и впервые во взгляде ее появился страх — она увидела, что Фелл приближается к ней.

— Нет, — повторил доктор. — Вы не убийца. Позвольте мне сказать, кто вы.

Он нависал над ней, заслоняя собою горящие свечи, но говорил на удивление мягко.

— Видите ли, мадам, вчера человек по имени О’Рурк кое–что рассказал нам. Среди прочего — и то, что большинство фокусов, как на арене, так и вне ее, исполняются с помощью ассистента. Этот трюк не был исключением. Вы были ассистенткой фокусника и убийцы.

— Человека–призрака, — добавила Эрнестина с истерическим смехом.

— Человека–призрака, — повторил доктор и обернулся к Хедли, оцепеневшему от недоумения. — Хотите увидеть убийцу, за которым вы охотились все это время? Он перед вами, но господь не позволит предать его суду!

Фелл медленно поднял руку, указывая на мертвенно–белое, с плотно сжатыми бескровными губами лицо доктора Шарля Гримо.

Доктор Фелл не сводил глаз с женщины, которая заслонила собой гроб, словно желая защитить мертвого.

— Мадам, — обратился он к ней. — Человек, которого вы любили, мертв. Теперь он недосягаем для закона и за все уже расплатился. Наша неотложная задача, ваша и моя, расставить все точки над “i”, чтобы не пострадал никто из живых. Вы замешаны в этом деле, хотя и не принимали непосредственного участия в убийстве. Поверьте, мадам, если бы я мог объяснить все сам, не прибегая к вашей помощи, я бы так и поступил. Знаю, что вам это приносит страдание. Но вы сами садите, что это необходимо. Мы должны убедить инспектора Хедли в том, что дело можно закрывать.

Что–то в его голосе, возможно — искреннее сочувствие, убедило ее. Истерика прошла.

— Вы знаете? — воскликнула она. — Не обманывайте меня! Вы действительно знаете?

— Да, это так.

— Идите наверх. Идите в ЕГО комнату, — грустно произнесла она. — Скоро я к вам приду. Я не могу начать разговор прямо сейчас. Я должна еще раз подумать обо всем. И ради бога, ни с кем ни о чем не говорите, пока я не приду. Прошу вас! Я никуда не убегу.

Доктор Фелл жестом удержал Хедли от высказываний. В полном молчании они поднялись по сумрачной лестнице на верхний этаж. Они никого не встретили, и никто не видел их. Войдя в темный кабинет, Хедли включил настольную лампу, Убедившись, что дверь плотно прикрыта, он обернулся к доктору.