Шрифт:
— Негосударственная торговля, обналичивание безналичных денег, приватизация государственных предприятий. Прежде всего — разрешение открывать коммерческие магазины, — ответил Косыгин. — Они ничего не производят, а лишь сбывают продукцию по спекулятивным ценам. То есть, не создают прибавочную стоимость, а делают деньги из воздуха. К тому же создают условия для спекулятивной перепродажи продуктов, пользующихся наибольшим спросом. Перетягивают товары из государственной торговли в частную. Именно это спровоцировало голод в 1988-89 годах "той истории", когда в государственных магазинах были пустые полки, а коммерческие ломились от продуктов по запредельным ценам. При этом, когда в 1991 году государство перестало контролировать цены, полки государственных магазинов, как по волшебству, снова заполнились продуктами. Голод кончился, как будто его и не было.
— То есть, кризис спровоцировала госторговля, — резюмировал Хрущёв. — Сначала, в ожидании прекращения ценового регулирования, вся масса продовольственных товаров была перелита в коммерческие магазины или припрятана. А потом выброшена в продажу по новым ценам — для имитации "капиталистического изобилия".
— А куда смотрели милиция и КГБ? — нарушил своё затянувшееся молчание академик Келдыш.
— Они получили приказ сверху — не вмешиваться, — мрачно ответил Хрущёв. — Предательство гнездилось на самом верху — в Политбюро ЦК КПСС, — он в сердцах стукнул ладонью по столу. — Генеральный секретарь ЦК — предатель! Уму непостижимо!Когда Первый секретарь — старый дурак, вроде меня, это плохо. Но когда предатель — это смертельно для страны.
— Ты, Никита Сергеич, самокритикой не увлекайся, — усмехнулся Косыгин. — А то ведь ляпнешь такое на Съезде, а делегаты и поверят...
— Да пойми ты, Алексей Николаич, если бы моя отставка могла спасти страну от этого будущего позора, я бы ни минуты не колебался! — с горечью ответил Хрущёв. — Но жизнь распорядилась так, что в наших с вами руках оказалась судьба страны. Так что теперь спасать советский народ и Советское государство придется нам.
— Возвращаясь к торговле, — продолжил Косыгин. — Мы убедились, что торговля должна оставаться строго государственной. Под управление трудовых коллективов будем отдавать только сферу услуг и мелкое производство товаров народного потребления, например, артели. То есть, если коллектив производит товары или оказывает услуги, он может существовать в рамках коллективной собственности. Если нет — не может.
— Меня, Алексей Николаич, вот что беспокоит, — задумчиво произнёс Хрущёв. — В результате такого разделения, мы получим ситуацию, когда одни рабочие, на госпредприятиях, получают меньше, чем другие рабочие на предприятиях коллективной собственности. Таким образом, мы провоцируем перетекание рабочей силы из государственного в частный сектор. И, что ещё хуже, создаём имущественное разделение внутри рабочего класса. Я меньше всего хочу создавать внутри страны частнособственническую "элиту". Нельзя, чтобы один советский человек чувствовал себя выше другого советского человека. Нельзя делить народ на элиту и быдло. Так нам коммунизм не построить.
— Так ведь элита у нас уже есть, Никита Сергеич, — ответил Косыгин. — Ты, я, Мстислав Всеволодович, как ни крути, от простого рабочего и доходами и уровнем жизни отличаемся.
— И мерой ответственности, Алексей Николаич, тоже отличаемся! — возразил Хрущёв. — И уровень жизни у нас высокий, пока мы с тобой трудимся на благо страны. И дачи и машины у нас государственные. Выйду вот я на пенсию, и хер я полечу за государственный счёт в Пицунду! А я говорю о том, что по твоей схеме рабочий, делающий кастрюли на частном предприятии, ах, да, на "коллективном", будет жить заметно богаче такого же рабочего, делающего такие же кастрюли на государственном предприятии.
— А имеет ли смысл вообще делать кастрюли на государственном предприятии? — спросил Косыгин. — По моему мнению, в государственных руках следует сосредоточить тяжёлое и среднее машиностроение, оборонную и сырьевую промышленность, и производство комплектующих двойного назначения, обеспечивающих замкнутый цикл оборонного и тяжёлого машиностроения. А всё производство товаров народного потребления передать в коллективную собственность. Не сразу, конечно, а постепенно, по результатам эксперимента корректируя условия его проведения.
— Так ты только что говорил, Алексей Николаич, — перебил Хрущёв, — что приватизация государственных предприятий была одной из главных ошибок этой самой "перестройки". А сейчас предлагаешь передать государственные предприятия в руки коллективов. Сам себе противоречишь.
— Не совсем так, — возразил Косыгин. — Нельзя приватизировать ключевые предприятия: оборонное производство, заводы ключевых комплектующих, например, двигателестроительные, подшипниковые, электронную промышленность. Само собой, добывающие предприятия и естественные монополии — авиацию, железные дороги, энергетику. В то же время, наряду с "Аэрофлотом", к примеру, можно разрешить функционирование авиакомпаний, находящихся в коллективной собственности.
— А главное, зачем тратить государственные ресурсы из бюджета на выпуск простейших товаров народного потребления, которые можно делать в артелях и коопперативах? И не только кастрюли и чайники. Тот же самый "смартфон" собирать из готовых деталей могут артели из нескольких человек, надо им только эти детали предоставить и обеспечить схемой. И они завалят страну дешевой электроникой.
— Но "приватизировать" государственные предприятия, построенные трудом всего советского народа и отдавать их в собственность частнику — недопустимо, — упорно стоял на своём Хрущёв. — Если в коллективе есть талантливый организатор — пусть создаёт свое производство с нуля. Мы ему сдадим в аренду помещение, оборудование, пусть набирает людей, организует производственный цикл. Но с нуля. А работающие предприятия передавать в частные руки — нельзя. Их народ своим горбом строил.