Ян заметил кучу зеленоватой глины, лежавшую на полу около невысокого столика, уставленного статуэтками разных величин и изображавших всевозможных страшил, зверей и демонов.

— Из нее мы сперва модели лепим, — воплощаем замыслы!.. — пояснил Киджи. — А потом уже по ним высекаем из камня. Ну-ка, попробуй, слепи что-нибудь?

— Да я глину и в руках никогда не держал!.. — возразил Ян.

— Так подержи — это же не крыса, не укусить! Валяй, не бойся! Ты ведь такой же художник, только по серебру, а мы по камню!

Ян, а за ним и Луиджи взяли по комку свежей глины и через несколько минут в руках у Яна она превратилась в голову бородатого человека, в которой можно было уловить некоторое сходство с Киджи.

Киджи заревел в полном восторге.

— Великолепно!!., талант, гений, гений — честное слово!.. Бросай к чертям свое ювелирство — ты прирожденный скульптор!.. — вопил он, показывая статуэтку и наступая всем по очереди на ноги. — Вон у соловья ни хрена не выходит, а у тебя — живой человек!.. Ей-Богу, иди к нам! Место тебе отведем даром!

— Полно смеяться… — смущенно отнекивался Ян. — Я же ведь понятия ни о чем не имею!

— Вздор: в три с половиной минуты узнаешь!.. Все тебе объясним!..

— И впрямь, попробуй себя?.. — вмешался Кастро. — Искра Божия в тебе явная!

— Валяй, чем ты рискуешь? — поддержал Луиджи. — Глупее ведь ты уже все равно не сделаешься!

Ян сдался и четверо новых приятелей отправились в ближайший кабачок, где собирались художники, запивать вином свой союз.

Марк с остальными двумя товарищами вышел утром на улицу и только что они попали на площадь — увидали приближавшуюся процессию: двое каких-то людей вели под уздцы маленького ослика; на спине его, лицом к хвосту сидел связанный человек средних лет; за ним шумно гомонила толпа; некоторые улюлюкали и насмехались, другие свистали и указывали пальцами на героя шествия. Его подвезли к низенькому эшафоту и прикрутили веревкой к столбу: наказанный был торговец, замеченный в обвешивании покупателей.

Кто-то из толпы швырнул в него куриным яйцом и угодил в лоб; по лицу привязанного потек желток и зрители разразились хохотом.

Трое товарищей посмотрели на обычное в те времена зрелище и тронулись к собору. Марк вдруг ахнул и, расталкивая толпу, бросился к проходившему невдалеке человеку в черном плаще с выразительным, вдумчивым лицом.

— Синьор Карнаро?! — воскликнул он.

Встречный оглянулся, узнал Марка и улыбка осветила глаза его.

— Вот где пришлось встретиться!.. — произнес он, здороваясь.

— Я вас искал в Болонье!.. — сказал Марк, — я там артистом был!

— Почему же «был», а не есть?.. — спросил Карнаро.

Марк немного замялся.

— Да так… история одна случилась, нас несколько человек ушли. Вот они тоже со мною!.. — добавил он, указывая на своих спутников.

— Что ж, учиться нужно желать, а можно везде!.. — ответил Карнаро, кивнув на поклон Мартину и Адольфу.

— Мы этого и хотим!.. — заявил Марк. — Вы ведь собирались в Болонье быть?

— Судьба выше наших желаний!.. — с усмешкой заметил Карнаро. — Я тоже должен был уйти из Болоньи; теперь здесь имею учеников!

— Школа у вас, да?

Карнаро улыбнулся горячности собеседника.

— Если хочешь, назови так!

— Где же вы учите?

— Где придется. В непогоду под мостом через речонку, в стадии отсюда; в хорошие дни в овраге или на горах: неподалеку имеется давно заброшенный и забытый театр древних времен.

— А нам вы позволите послушать вас?

— Очень рад!.. Только завтра я уйду на неделю — если хотите, отправимся, чтобы не терять времени, вместе?

Предложение философа было принято восторженно; друзья проводили своего нового учителя до дома и поспешили в тратторию, чтобы собраться в путь и предупредить о своей отлучке Яна и Луиджи.

Как только открылись на другой день ворота Св. Петра, первыми вышли из них на простор полей Карнаро и трое немцев; впереди перебирал ножками ослик, на время предоставленный Луиджи товарищам. Сам он остался в городе вместе с Яном, увлекшимся новыми знакомыми.

Утро было свежее, бодрящее; радуя глаз, кругом мягко выгибались невысокие разноцветные горы. Марк с жадным вниманием допытывался от Карнаро ответа на свои мысли, которых много прошло в голове его со дня ухода из монастыря. Коснулась, между прочим, речь и Пизы с ее базаром мощей. Марк с болью переживал внезапно обнаружившийся обман и надругательство над тем, к чему привык с детства относиться с глубокой верой и уважением.

У Мартина, наоборот, прорывалось озлобление и негодование.

— Все это плоды невежества!.. — ответил Карнаро. — Но волноваться не надо: все проходит в мире… спящие еще спят, но они проснутся!

— Какие спящие?.. — спросил Марк.

— Папа с его советниками!.. — был ответ. — Что бы вы ни видели — помните, что все в мире — и солнце и свет — произошли из тьмы и хаоса!

В разговорах время неслось незаметно и, после обеда и отдыха в одной из придорожных тратторий, путники пустились дальше. Погода стала меняться; небо медленно заволакивалось тучами и, когда на известковых горах впереди завиделся монастырь Св. Лоренцо, стала нависать уже ночь. Сделалось душно, чувствовалось, что вот-вот пойдет дождь, но его все не было; тишина и оцепенение овладели миром.