Разрозненные пограничные наряды, израсходовав боеприпасы, порою истекая кровью, отходили к своим заставам.

На направлениях главных ударов фашистской армии пограничные заставы оборонялись по 3–4 часа. А отдельные смогли держаться дольше. Выполнив свой долг перед Родиной, большинство пограничников этих застав пало в неравном бою. Так случилось с 4, 10, 13-й заставами. Пограничники 9-й линейной, 3-й резервной застав, автотранспортная рота и другие подразделения проявили невиданный героизм и мужество при защите Брестской крепости.

С первых же часов войны коммунист, начальник 9-й заставы, лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов стал одним из руководителей обороны Брестской крепости в районе Тереспольских ворот. Этот участок оказался на направлении главного удара противника. Командир твердого, решительного характера, смелый человек, Кижеватов, несколько раз раненный, ослабевший от потери крови, не покинул поля боя, продолжал руководить обороной. Во время переговоров с немецким парламентером отверг предложение о капитуляции. Взбешенные сопротивлением наших воинов фашисты применили огнеметы, подорвали здание.

29 июня лейтенант Кижеватов приказал оставшимся в живых бойцам идти на прорыв, сам лег за пулемет, прикрывая отход воинов, и сражался до последней капли крови.

Осенью 1942 года его мать, жена и трое детей были зверски расстреляны недалеко от деревни Великорита. Нюру, которой к началу войны было 14 лет, защитники крепости, оставшиеся в живых, называют активной участницей обороны.

О действиях 4-й заставы (Лозовица) в Музее героической обороны Брестской крепости можно прочитать: «Когда иссякли боеприпасы, бойцы и командиры с пением „Интернационала“ бесстрашно встретили смерть».

Что же скрывается за этой короткой записью?

Четвертая застава размещалась в 50 метрах от Буга, на высоком его берегу. Она контролировала Лозовицкую долину с ее рощами и пути подхода к укреплениям Ставы — Волчин — Высокое, которые прикрывали Брест с северо-запада.

С вечера 21 июня была замечена подозрительная возня гитлеровцев в Забужье, и ночь проходила в тревоге. Лишь на рассвете 22 июня начальник заставы старший лейтенант И. Г. Тихонов вернулся с поверки нарядов.

— Как обстановка? — спросил он дежурного младшего политрука М. А. Зуйкова.

— Наряды докладывают о сосредоточении немцев. За всю ночь не удалось прилечь. Неспокойно.

Внезапно взрывы потрясли землю.

— Застава, в ружье! Боевая тревога! — скомандовал Тихонов.

— Замполитрук Беляев — на левый фланг. Любой ценой не допустить прорыва в Лозовицкую долину. Я буду в центре, там, видимо, враг предпримет основную попытку форсировать Буг. Оборона заставы на тебе, Михаил Андреевич, — обратился он к Зуйкову.

Несколько попыток предпринял враг, чтобы навести переправу непосредственно в районе заставы, но все эти попытки провалились.

Уже четыре часа пограничники вели неравный бой, нанося противнику ощутимый урон. Но и героев-пограничников становилось все меньше. Смертью храбрых пали над Бугом кавалерист Владимир Богданов, стрелок Ефимов и другие ребята.

Группы замполитрука Беляева и старшего лейтенанта Тихонова соединились. Оба они уже были ранены. Бой не стихал. Но вот кончились гранаты, замолчал станковый пулемет, на исходе патроны. А враг наседает.

Старший лейтенант принимает решение — с оставшейся группой отойти к заставе.

— Друзья, — обратился он к пограничникам. — Будем прорываться. Кто согласен остаться, прикрыть наш отход?

Первым отозвался Иван Петрович Беляев.

— Доверьте мне, товарищ старший лейтенант. Я сдержу фашистов.

— Верю, Ваня, и от лица службы благодарю! — сказал Тихонов, сердечно обнимая замполитрука.

Беляев лег за ручной пулемет. Прикрытая с тыла группа Тихонова пыталась прорваться к заставе, и всякий раз ее постигала неудача. Тогда предприняли попытку прорваться к лесу. Маневр удался, группа вырвалась из окружения и отошла к опушке за деревней Рудавец.

А в это время И. П. Беляев метким огнем пулемета отбивал уже не первую атаку озверевшего врага. Он в третий раз был ранен. Истекая кровью, герой менял позицию и вновь стрелял, стрелял… От окопа к мельнице, от мельницы к дому на хуторе. Здесь, обессиленного, его выдал кулак Романовский. Предатель лебезил перед гитлеровским обер-лейтенантом.

— Дайте мне расстрелять его!

— Не тебе меня стрелять. Я знаю, меня убьют, но не ты, предатель! — гордо выпрямился Беляев.

— Этот русс комиссар достоин хорошей могилы. Копай ты! — приказал обер-лейтенант Романовскому.