Почему не другой какой-либо бывшей российской империи? Только само казачество сможет быть кузнецом своего счастья. Только в самостоятельном государственном бытие (суверенного государства или государств) казачество может осуществить высшее благо — развитие, духовное и культурное, равноправное сожительство населения своих краев, как самостоятельного государства или государств, а отсюда и воля к тому — первый и главный этап к осуществлению» [37] .

Правда, уже в начале 30-х годов генерал И.Ф. Быкадоров отмежевался от движения самостийников. В марте 1932 года в «Открытом письме казакам» он писал: «Создание казачьего государства (Казакии) совершенно неосуществимо… Если бы оно было осуществлено (для тех, кто верит в это), то это были бы новые Балканы с разделением казачьих земель между Россией, Украиной и Кавказом и бутафорской Казакией. Обращение казачьего населения в каждой части в положение пограничной стражи. Это было бы равносильно возвращению казачества в своем развитии на сотню лет назад. Казачья самостийность ведет к изоляции (пребыванию в одиночестве), так как никаких добрых союзных отношений у самостийников-казаков с самостийниками-украинцами и горцами Кавказа нет и быть не может, вследствие претензии (и осуществления соответствующего договора относительно этого с покровителями) первых на казачьи земли до р. Донца и р. Маныча, на Кубань и Ставрополье, а последних на всю Терскую область» [38] .

Совет вольного казачества издавал журнал «Вольное казачество» («Вильне Казацтво»), который выходил в Праге, а потом в Париже с 1927 по 1939 год. Всего вышло около 270 номеров — рекордное число для казачьих эмигрантских изданий. По мнению многих современников, этот журнал за время своего существования не испытывал никаких материальных трудностей, поскольку тайно финансировался польскими правящими кругами, заинтересованными в развитии сепаратистских тенденций в СССР. Подобное сотрудничество позволяло это издание рассылать по местам расселения казаков бесплатно, что способствовало привлечению на свою сторону большого числа простых казаков.

В 1928 году «вольные казаки» в Праге также издавали журнал «Казачья земля» под редакцией В. Глазкова и И.И. Колесова (вышло всего 2 номера).

В 1933 году вольноказачье движение раскололось. Небольшая группа сотрудников журнала «Вольное казачество» (И. Безуглов, В. Глазков, Г. Еременко) вышла из редакции из-за серьезных разногласий с главным редактором И. Билым. Они создали в Братиславе Временное центральное правление вольного казачества (вскоре эта группа переехала в Прагу, где было создано Центральное правление Союза казаков-националистов) и стали издавать литературно-исторический и информационный журнал «Казакия» (печатался в 1934–1939 годах последовательно в Братиславе, Праге и Софии, всего вышло 33 номера). Той же линии придерживалась газета «Единство и Независимость», выражавшая взгляды Общества ревнителей казачества (ОРК), находившегося в Париже. Идею казачьей государственной независимости отстаивали и представители калмыцкой диаспоры, которые видели будущее своего народа в качестве автономной области государства «Казакия». Калмыцкая национальная организация «Хальмак Тангаин тук» работала в контакте с Союзом казаков-националистов. Калмыцко-казачий журнал «Ковыльные волны» издавался во Франции.

Все эти издания от лица организаций, которые они представляли, вели полемику со сторонниками воссоздания единой России после падения большевизма. Наиболее показательным в этом отношении является доклад одного из лидеров казаков-сепаратистов, калмыка по национальности Шамбы Балинова, прочитанный на собрании Общества ревнителей казачества в Париже. Журнал «Ковыльные волны» опубликовал доклад отдельной брошюрой, снабдив его предисловием: «Они (умеренные эмигранты. — П.К.) пытаются доказать наличие политической эволюции большевиков, говорят о национальном перерождении Сталина. Для усиления своей пропаганды, везде и всюду пишут и говорят о 16-миллионном русском народе, стараясь выставить его как единый монолит, „забывая“ то, что добрую половину этих 16 миллионов составляют нерусские народы, охваченные идеей независимости и не желающие иметь никакого дела не только с русскими большевиками, но и вообще с Москвою…» [39] Весь смысл доклада Балинова, этого «руководства к действию» для всех казаков-националистов, сводился к тому, что казачество называется особым народом, главной задачей которого является обретение в ходе справедливой освободительной войны национальной и государственной независимости. Причем, по мнению Балинова, бороться нужно не только с Советами, но и с гегемонией «Московии», так как в СССР под красным флагом «осуществляется старый русский империализм». Стремление умеренной эмиграции отстаивать целостность страны он рассматривал исключительно как «борьбу с освободительным движением угнетенных народов» [40] .

В этом же докладе Балинов недвусмысленно ответил и на вопрос о том, чью сторону примут казаки- самостийники в случае, тогда еще гипотетической, войны Германии с Советским Союзом: «Казаки-националисты давно на эти вопросы имеют свой ответ: всегда и при всех случаях быть с теми, кто против Коминтерна, против большевиков, против марксизма, идти единым фронтом с угнетенными народами, в братском союзе с ними добиваться освобождения и возрождения казачества…» [41] Основными союзниками, помимо будущего агрессора, самостийники объявили украинцев и кавказских горцев, поскольку Украину и Северный Кавказ предполагалось целиком включить в состав будущей «Казакии».

Большая часть казачьей, да и русской эмиграции критически относилась к политическим взглядам самостийников. Известный русский эмигрант Д.И. Мейснер вспоминал (применительно к казачьей эмиграции 30-х годов в Чехословакии): «Среди богатых и зажиточных в прошлом казаков, а таких в эмиграции было особенно много, распространялось представление о том, что будь они подальше от Москвы, посвободнее от нее как русского центра, они обошлись бы без большевизма, а следовательно, не должны были бы стать эмигрантами. Некоторые из них, надо прямо сказать, не без лукавого участия иностранцев отрицали даже самую принадлежность казачества, в том числе и донского, к русскому народу и извергали на Россию ушаты грязи. Некоторые „поповы“, „стариковы“, „быкадоровы“, „колесовы“ и носители других подобных фамилий вдруг, к всеобщему недоумению и изумлению, оказывались совсем не русскими. На многочисленных публичных выступлениях они на чистейшем русском языке, да другого они отродясь и не знали, объясняли, что Дон и Кубань совсем не Россия, и что только „большевистское насилие“ держит эти области в ее составе. Впрочем, эти крайние самостийники были среди казачества меньшинством» [42] .

Укрепление советской власти, принятие новой экономической политики (НЭПа) стали причинами, которые способствовали тому, что многие казаки приняли решение вернуться на родину Так, из 30 тысяч донских казаков, оказавшихся в эмиграции, на Дон вернулась почти половина. Многие из оставшихся покинули Болгарию и расселились по странам Европы и Америки. После переезда во Францию Донского атамана Богаевского, а затем Кубанского и Терского Войсковых атаманов В.Г. Науменко и Г.А. Вдовенко в Париже возобновились заседания «Объединенного совета Дона, Кубани и Терека». Однако жизнь распорядилась так, что казаки все больше рассеивались по континентам в поисках лучшей жизни, и сохранять связь атаманам со своими казачьими объединениями становилось все труднее. Таким образом, мы видим, что судьба казачества, оказавшегося в эмиграции, оказалась довольно трагичной. Многие умерли в эмиграции, не выдержав разлуки с родиной, тягот и лишений жизни на чужбине. Не менее трети казаков, преимущественно рядовых, в конце двадцатых годов вернулись в СССР, где их, как правило, ждали коллективизация и окончательное расказачивание. Оставшееся же в эмиграции казачество, раскиданное по всей Европе, пыталось сохранить верность своим традициям и лелеяло надежду на то, что рано или поздно ненавистный коммунистический режим в России падет и они смогут вернуться в родные края.