ГУКВ занималось преимущественно подсоветскими казаками, главными его функциями были: вербовка в немецкую армию [166] бывших подсоветских казаков, устройство казачьих семейств, стариков и инвалидов, отбор казаков из лагерей военнопленных и из «остарбайтеров», а также из частей вермахта и СС. Проще говоря, ГУКВ должно было переводить всех казаков, находящихся на службе в частях вермахта, СС или работающих в Германии на положении «остарбайтеров», в казачьи подразделения вермахта.

Всех казаков, подходящих для службы в строевых частях, в возрасте от 18 до 35 лет, предписывалось направлять в Берлин, в распоряжение Главного управления Дона, Кубани и Терека при Восточном министерстве, откуда они направлялись в запасной полк 1-й казачьей кавалерийской дивизии, где получали назначения вне зависимости от прежних чинов и служебного положения. Для получения унтер-офицерских и офицерских должностей требовалось знание немецкого языка и немецких уставов. Казаки в возрасте от 35 до 50 лет, годные к военной службе, должны были также направляться в управление Восточного министерства для последующего перевода в Казачий Стан. Казаки старше 50 лет, равно как и негодные к строевой службе в войсковых частях или полиции, направлялись в Главное управление Дона, Кубани и Терека, а через него — в соответствующие войсковые правления Казачьего Стана [167] . «Почти во всех, определял основную задачу ГУКВ Е.И. Балабин в письме генерал-майору В А Дьякову от 24 марта 1944 года, — немецких ротах находятся русские… Из своих рот немцы, конечно, никогда казаков на отдадут… Не отдаст казаков и СС. Но если Управление выудит казаков из плена, из ОСТа и устроит семьи — и то будет грандиозная работа и колоссальная помощь казачеству» [168] .

Хотя в своей деятельности ГУКВ официально не касалось эмигрантов, сильная нехватка в казачьих частях квалифицированного командного состава заставляла негласно привлекать на военную службу и казаков-эмигрантов. «Думаю, — писал Е.И. Балабин в том же письме, — что многие пойдут (воевать против большевиков. — П.К.), так как казаки понимают, что погибнут немцы — погибнут и казаки. Победят немцы — как-то устроятся и казаки» [169] . По его оценке, общее количество казаков, находящихся на немецкой службе, к концу марта 1944 года составляло примерно 6 5 тысяч человек. Около 20 тысяч служили в казачьей дивизии генерала фон Паннвица, которая пользовалась у казаков огромной популярностью. В эту часть было зачислено несколько десятков офицеров-эмигрантов, а впоследствии ее ряды пополнялись казаками, перешедшими из Русского охранного корпуса.

Казачьи части отлично зарекомендовали себя в глазах германского командования, о них много писали в газетах и журналах, и именно поэтому туда стремились попасть не только казаки, но и представители других народов. Канцелярия атамана «Общеказачьего объединения в Германской империи» Е.И. Балабина была буквально завалена прошениями от русских офицеров, по происхождению не казаков, о принятии их в ряды казачества и зачислении в казачьи части. На вопрос, почему они не идут в Русскую освободительную армию к Власову, обычно отвечали, «что РОА ненадежна, что РОА может перейти и к большевикам, и к партизанам… ну, а казаки никогда не перейдут и никогда не предадут, казакам некуда деваться» [170] . Однако, несмотря на лояльное отношение к казачьим частям со стороны немецких властей и усилия ГУКВ по организации и упорядочению набора казаков в боевые формирования, сам процесс вербовки был далек от совершенства. Связано это было прежде всего с тем, что немецкие начальники на разных уровнях постоянно чинили казачьему правительству препятствия, усугубляющиеся неразберихой военного времени. «А с набором казаков в армию, — написал 20 октября 1944 года Е.И. Балабин П.Н. Краснову, — до сих пор дело не налажено. В Мюнхенском районе было 187 подсоветских казаков, которые просили станинного атамана о поступлении в казачьи полки. Атаман сообщил в казачий центр. Приехал Л.Н. Попов и где-то ездил и что-то делал, но прошло четыре месяца, а казаков не брали. Конечно, казаки разбрелись по работам, и в полки попало очень мало. Казак Мину Хрущ (Кубанец) получил приказание явиться в Берлин. Поехал, но вскоре вернулся. В лагере почему-то у него отобрали все документы и сказали, что никуда не пустят. Хрущ наговорил дерзостей Лагерфюреру и посажен в концлагерь. В лагере осталась жена с детьми. Сегодня ко мне явился молодой подсоветский казак Василий Попов из Венгрии с винтовкой, патронами: „Всех нас разбили, а я к Вам приехал“. Накормил его, направил к властям. Две недели он скитается, не может найти казачью часть, а немцы его к себе не берут… Два года воюет, научился говорить по-немецки, дышит ненавистью к жидам. Был он в Вене. Вена послала его в Прагу, а из Праги посылают в Вену» [171] .

Тем не менее, несмотря на все сложности и организационные неурядицы, создание Главного управления казачьих войск явилось важным политическим событием для казачества. Теперь руководство всеми казаками было сосредоточено в руках одного П.Н. Краснова, который пользовался достаточной популярностью в казачьих кругах, а не десятков атаманов и атаманчиков разных политических толков и воззрений.

Помимо задач, связанных с вербовкой казаков, ГУКВ постепенно брало на себя и другие: продолжалась подготовка офицерских кадров, воспитание молодежи, проверка офицерского и рядового состава на лояльность к фашистскому режиму. Всевозможные споры, журнальные «баталии» и партийные разногласия, характерные для казачьей эмиграции в первые годы войны, постепенно отходили на второй план. «Главное Управление Казачьих Войск, — писал журнал „Казачьи ведомости“, — утверждено Германской Властью и, стало быть, по нашей казачьей морали, установлениям и традиции, является для каждого казака незыблемым авторитетом и законом, поставленным начальством. И, конечно, всякий казак понимает, что языкоблудие по отношению к своему законному руководству — не только оскорбление для всего казачества, но и измена воинской присяге» [172] .

20 июля 1944 года, в связи с покушением на Адольфа Гитлера, казачье правительство получило возможность еще раз продемонстрировать свою верность и лояльность к нацистскому режиму. За подписью генерала П.Н. Краснова в ставку фюрера была направлена телеграмма со словами поддержки и решимостью продолжать борьбу против «ненавистного большевизма и предателей Рейха» до победного конца. «Наш вождь! Казачьи войска, — читаем мы в этом небезынтересном послании-соболезновании, — перешедшие на сторону Германии и вместе с нею сражающиеся против мирового еврейства и большевизма, с глубоким негодованием и возмущением узнали о гнусном и подлом покушении на Вашу жизнь. В чудесном спасении Вашем они видят великую милость Всемогущего Бога к Германии и казакам, Вам присягнувшим, и залог полной победы Вашей над злобным, жестоким и не стесняющимся в средствах борьбы врагом. Казаки усугубят рвение своего служения для спасения Германии и Европы от большевистской заразы. Живите многие годы, наш Вождь Адольф Гитлер» [173] . 12 августа в ГУКВ пришел ответ: «Начальнику Главного Управления Казачьих Войск Генералу Краснову. Фюрер и Главнокомандующий Армией поручили мне передать Вам Его сердечную благодарность за Ваши пожелания счастья по поводу неудавшегося покушения». [174]

Одновременно с этими внешними, на первый взгляд исключительно объединительными для среды казачества, процессами, внутри ГУКВ происходили серьезные внутренние изменения, которые вносили еще большую неразбериху в эмигрантское казачье движение, и связаны они были с личностью Василия Глазкова и его Казачьим национально-освободительным движением. Как это ни парадоксально, но такие известные казачьи атаманы, как П.Н. Краснов, В.Г. Науменко и А.Г. Шкуро, на протяжении всей войны боровшиеся против самостийников, начали к концу войны понемногу менять свои политические взгляды и переходить на позиции казачьей независимости, казачьего национализма и в идеале создания самостоятельного, а пока — в составе «Великой Германской Империи Казачьего государства». Сложно сказать, с чем было связано такое резкое изменение политических взглядов атаманов, стоящих много лет на позиции Единой и Неделимой России. Тут могло сыграть роль и разочарование в идеях казачьего единонеделимства, и конъюнктурное желание получить больше свободы от немецких покровителей, явно симпатизирующих идеям казаков-националистов, и действительное осознание того, что в это сложное время только националисты способны спасти будущее всего казачества.

Переход на новые для себя политические позиции происходил у атаманов по-разному. Кубанский Войсковой атаман за границей генерал-майор В.Г. Науменко и генерал А.Г. Шкуро активно принимали приглашения Василия Глазкова и часто бывали в Праге, участвовали в митингах и собраниях казаков-националистов, где выступали с пространными речами, в которых убеждали простых казаков встать на путь казачьей независимости. «16 сентября в Праге, — читаем мы отчет об одном из таких мероприятий, — состоялось собрание казаков. На собрание прибыло свыше 400 человек, многие явились даже из провинции. Интерес к собранию усилился прибытием из Берлина Кубанского Атамана генерала В.Г. Науменко и Начальника Казачьего Резерва генерала А.Г. Шкуро… Первым из гостей выступил В.Г. Науменко. Он особенно подчеркнул необходимость строить казакам свое благополучие в тесном единении с Германским народом… Руководитель КНД инженер В. Г. Глазков в своем выступлении заявил: „Сейчас для нас настал давно желанный момент. Или мы проявим себя сознательными казаками, или же будем ожидать милости заклятого врага… Казаки, способные владеть оружием, должны все поголовно встать в ряды своей казачьей армии“» [175] . «Теперь, во время страшной опасности, — обратился в июле 1944 года генерал В.Г. Науменко к простым казакам, — грозящей человечеству и прежде всего нам, казакам, нашим стремлением должно быть построение ЕДИНОГО КАЗАЧЬЕГО ФРОНТА… Только традиционная казачья государственность на наших исторических землях, под защитой Германии, обеспечит нам право на свободное развитие и даст возможность ВНОВЬ СТАТЬ на исторический путь казачьей жизни… МЫ заявляем, что ЕДИНСТВЕННЫМ ПУТЕМ НАШИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПУТЬ КАЗАЧИЙ. Поэтому я теперь требую от всех Кубанцев забыть прошлые недоразумения, прекратить партийные разногласия и крепко сплотиться вокруг МЕНЯ и наших ВОЙСКОВЫХ ЗНАМЕН, покрытых вековой славою, для дружной работы во имя родной Кубани и в целях ГОСУДАРСТВЕННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА КАЗАЧЕСТВА» [176] .