— Вы знаете, где вы живете?

— Позвольте, — сказал художник возмущенно, — какого чорта вы спрашиваете…

— Ну так проваливайте, — ответил тот, глядя на него очень решительно, — и держите язык за зубами.

И легким толчком продвинул художника далее. Толчок был пустяковый, но после него Февари сообразил, что может быть не стоит лезть в эту историю.

Директор Диггльс-банка Эпсор запер двери кабинета и вскрыл телеграмму. Прочитав, он положил ее на стол, достал из сейфа еще две телеграммы и прочел одну за другой. Первая гласила:

«Существо обнаружено стоп послезавтра».

Вторая:

«Шрифт обычный».

Третья:

«Иллинойс отделывается незначащими отписками подробно лично».

Директор прочел несколько раз эти слова, двигая пальцем по телеграмме, как будто читал по слогам. Затем он потер руки, уселся поглубже в кресле и устремился взором в потолок. На лице его поигрывали разнообразные настроения, — некоторого удовлетворения, смешанного с чувством неясности, неопределенности и боязни за будущее. Затем он спрятал три телеграммы в маленький бумажник, уложил его но внутренний карман жилета и тихо отпер дверь, стараясь не шуметь ключом. На зов его появилась барышня, а вслед за ее исчезновением вошел некто, приличного свойства и костюма, через который проглядывала военная выправка.

— Да? — сказал директор.

Тот наклонился к нему.

— Фьюрс исчез более основательно, чем это полагается для громилы. Полагаю, что не в этом дело.

— У вас есть какие-нибудь основания для этого, кроме таких соображений.

— Косвенно. Квартира брошена слишком поспешно.

— Не так важно.

— Да, но все таки.

— Но нового ничего?

— Никак нет.

— Жаль.

И вслед за рядом посетителей появился еще один господин, на котором стоит остановиться.

Этот вел себя и более развязно и более таинственно.

— Наш агент явился, — сказал он.

— И что же, — вопросил директор, рассеянно поглядывая на пальцы.

— Погибшего никто не видал, и ничего о нем никто не знает.

— Очень неприятно.

— Но здесь выяснилась одна маленькая подробность…

— А именно?

— Этим делом интересуется не только наша фирма, вот в чем дело.

— Вот как? — сказал директор с интересом, который показался агенту немного наигранным, так что он заподозрил параллельный розыск другой конторы по тому же делу, а потому немного снизил тон.

— Вот как, — повторил директор, будто бы овладев собой, — это требует рассмотрения.

— Совершенно справедливо, — угодливо лизнул его агент, — я так и решил, что вам это дело пригодится.

— Да, да, — сказал директор нетерпеливо, и агент подумал, что его подозрения неосновательны.

— Пока мы не смогли выяснить точно, — одно можно сказать: там денег не жалеют и…

— Насколько я знаю, вы не стеснены в средствах.

— О нет, — согласился агент, — но вы бы не стали, к примеру сказать, заказывать экстренный поезд и держать его под парами день и ночь, покуда не очнется Никольс.

— Чей же поезд.

— Дело сделано очень ловко, поезд привез целую компанию играть на скачках, но, поскольку люди, приехавшие весело провести время, или, лучше сказать, некоторые из них, не вылезают из вагона и держат живую связь с госпиталем, трудно не заподозрить. Еще кое что, мелочи, но в ту же сторону у прислуги госпиталя. И еще одна деталь, очень важная — там остались очень довольны результатом разговора с Никольсом.

— Естественно, — процедил директор.

— Да-с: то есть — или все или ничего, но это что-нибудь да значит.

— Это все, — спросил директор и отпустил агента, добавив, что если тому будет нужен экстренный поезд или целая дюжина таких поездов, то он может не стесняться, однако должен вести дело так, чтобы не возбуждать своими поездами подозрений.

Затем директор позвонил по телефону. Через полчаса к нему впрыгнула в кабинет очень милая женщина, одетая с большим вкусом, безо всяких претензий и ужимок, и сказала, протянув руку для поцелуя:

— Я надеюсь, Эпсор, что у вас осталась хоть чуточка совести и что сегодня есть что-нибудь важное, — милый мой, я из за вас бросила конференцию «Капли молока», это чего-нибудь да стоит…

— Ну, — одна капля, стоит ли… Садитесь.

— Не шутите моей каплей, она стоит капли ваших крокодиловых слез, Эпсор.

— Да, это дорогая вещь, — признался директор, — стоит она, моя слеза… не меньше, чем ложку горчицы.

— Так, — сказала она, — а все таки?

— Все таки, — едем гулять, вот что.

— Ужас, — сказала она поднимаясь и ища глазами по комнате зеркало, — зачем я только вас послушалась! ну, едемте… мягкость характера — мой основной недостаток, и вы, кажется, знаете это.