Наш сосед, дядя Толя, числился в совхозе возчиком, ездил по поселку на телеге, запряженной старой кобылой. Лошадка была рыжей масти, потому и звали ее Рыжуха. В те времена, о которых идет речь, она была уже старая, смирная, и мы, ребятишки, без всякого страха подходили к ней, когда дядя Толя приезжал домой обедать, и кормили её нехитрой снедью -- рафинадом, корочкой хлеба, печенькой. Нравилось, как Рыжуха утыкалась своими влажными шершавыми губами в ладонь, аккуратно брала угощение и в знак благодарности трясла своей редкой чёлкой.

Дядя Толя по старинке сажал картошку под соху. Она была деревянная, с двумя металлическими зубьями на конце. Когда он шел за сохой, в которую была впряжена Рыжуха, то был похож на графа Толстого с картинки в школьном учебнике, разве что только без бороды. Наши участки были рядом, и мы сажали под соху оба огорода одновременно. Нам, мальчишкам, эта затея вовсе не нравилась! Ходи, как проклятый, с ведром вдоль борозды, бросай через каждые полметра картошку, да еще поправляй, если далеко укатилась. То ли дело картофелесажалка! Засыпал сразу два мешка клубней, тракторист проехал туда-сюда и готово. Сейчас-то я рад, что довелось мне увидеть это чудо крестьянской техники воочию, а не на картинке в книжке.

Вообще-то дядя Толя работал ассенизатором, чистил выгребные ямы в совхозных туалетах. У Джанни Родари, кажется, есть стихотворение "Как пахнут ремесла"! Ну, там, столяр пахнет стружкой и клеем, пекарь -- хлебом и булкой, ну и так далее... Угадайте с трех раз, чем пахло от дяди Толи? Хотя от других сельских жителей, в том числе и от меня, пахло не лучше. Мать, уходя на работу, давала нам с братом задание:

– - Вовка, Сашка, чтобы скотину в обед напоили, сена дали, навоз из стойла вычистили и выбросили за сарай!

Нет, чтобы каждому дала отдельное задание: Вовке - напоить, накормить, Сашке - вычистить! Вовка хитрый: только мать за порог, сразу на стадион и мяч гонять. Знает, гад, что Сашка будет отдуваться за двоих: ведь мама сказала - надо сделать, а то нагоняй вечером получишь. Вот и несло от меня после работы в сарае не слабее, чем от дяди Толи.

У дяди Толи было много различного инструмента, и мы часто обращались к нему по разным поводам.

– - Дядя Толя, у вас есть резиновый клей?
– обращались мы к нему, чтобы заклеить велосипедную камеру.

– - Сейчас не клеять!
– говорил он со специфическим подмосковным говором.

Как я теперь понимаю, он приехал на целину из подмосковья, и хорошо знал окрестности Москвы. Как-то, мы смотрели по телевизору хоккейный матч с участием воскресенского "химика". Ну, возгласы: "Химик", "Химик", "Воскресенск", "Воскресенск"! Дядя Толя вслушивался в нашу болтовню и выдал:

– - Химки, а вы -- Воскресенск! Химки -- это совсем другая страна!

По вечерам дядя Толя распрягал Рыжуху, и она сама брела на совхозную конюшню, но с годами начала блуждать, и приходилось ее каждый вечер туда отводить, а это -- два километра с гаком. Туда, естественно, можно было ехать верхом, а обратно -- пёхом, да еще в сумерках, да мимо кладбища! Но соблазн прокатиться на лошади брал верх, и я иногда соглашался отогнать Рыжуху на конюшню. Седла на Рыжухе, конечно, не было, но и свалиться с нее был риск небольшой. Ни о каком галопе речь не шла; максимум, чего удавалось добиться от нее, - бежать легкой рысью.

Я не стану хвастать, как дед Щукарь, что перевидал на своем веку много лошадей: хватит, наверное, пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько их было в моей жизни.

Кроме Рыжухи, приходилось мне отгонять на конюшню и лошадь двоюродного дяди моей матери. Дядя Миша был, правда, на три года младше племянницы, но успел повоевать на большой войне. Попал в последний военный призыв, потому, может быть, и остался жив. Вернулся в тогда еще колхоз, и его как "грамотного" назначили сначала учетчиком, потом избрали председателем Сельского совета. Мама рассказывала, что до войны его все "шпыняли":

– - Мишка беги туда! Мишка, принеси это!

А теперь дядя Миша стал "держателем" всей советской власти в деревне. Когда "началась" целина, и появились совхозы, дядя Миша стал управляющим отделением или "управом", и хотя ему полагался по должности "бобик" (автомобиль ГАЗ--69, прообраз современного УАЗА), он по старинке объезжал поля на лошади. И вот частенько дядя Миша в конце дня заезжал к моему отцу, естественно, не пустой, а с бутылочкой, и они начинали обсуждать перспективы на урожай пшеницы, ячменя и прочей гречихи. А лошадь кто будет отгонять на конюшню, угадайте с трех раз? Конечно, Сашка, а Вовка мяч гоняет, он при деле!

За давностью лет имен тех лошадей я не помню но, это были уже лошади, а не клячи, как Рыжуха! На них можно было скакать галопом, благо было седло. И я выезжал на шоссе и по обочине разгонял "скакуна", выжимая из него максимальную скорость. Проезжающие в попутном грузовике шофера уже знали, чего хочет наездник, и в окно кричали, какая у меня скорость. Да, варварские были у меня тогда нравы, cейчас бы я такие эксперименты над лошадкой не проводил. А тогда, пригнав лошадь на конюшню, быстренько сдавал ее конюху, чтобы он не обнаружил ссадины на спине лошади и не выматерил как следует. Но если все же он успевал это обнаружить, я с невинным видом говорил: