Шрифт:
Ну вот, дочь провела меня через "огонь, воду и медные трубы!" Устала, конечно, но довольна! Без этой "командирши" точно бы сегодня "сачканула"! Теперь на велосипеде домой и в душ!
Вода хорошо снимает усталость! Вышла из под душа - как заново родилась! Не зря во всех религиях крестят в воде! Теперь полчаса отдохнуть и, встречать "суженого"! Кажется, пришел! Сейчас "примет" пяток чебуреков для снижения уровня холестерина и весь вечер будет расслабляться пивом. И никаких таблеток!
Пусть он ест свои чебуреки, а я приготовлю салатик, кусочек ветчинки с черным хлебушком и чай с мелиссой! Славный ужин!
Теперь включить "ящик" и ждать условленного времени! Буду следить, не вышел ли в сеть этот "чудик"! Как девчонка, ей Богу! Ведь у меня муж, взрослые сын с дочерью! Зачем он мне? А вот хочу! Имею право! Я -- свободная женщина, не рабыня своего мужа и детей! И, потом, мне хорошо с ним! Говорит ласковые слова! А кто мне в последние годы говорил ласковые слова? Муж давно уже по имени не называет!
Ну вот, кажется, появился! Окошечко засветилось!
– - Ну, привет! Как день прошел?
И три часа, как в тумане. И опять Шекспир, Бодлер! Даже "Святое писание" привлек, чтобы "задурить" мне голову! Книгу Еклизиаста, да "Песни Песней"! Еле уговорила отпустить меня спать! Уже две недели из-за него не высыпаюсь! Да и фиг с ним, со сном! Какая я счастливая!
Еле доползла до постели. Включила ночник. Ой! А что это тут, на тумбочке? Таблеточка! Как же это я забыла ее утром принять? Ну, теперь уже завтра! Совсем задурил голову мне, простушке, этот "чудик"! А, может, не "чудик", а, может, "чудо моё, ласковое"?
Моя жизнь на театре
(рассказ из серии "мои коммуналки")
Когда меня выгнала очередная жена, я долгое время жил в большущей коммунальной квартире. В отличие от описанной Высоцким квартиры, где "на сорок восемь комнаток всего одна уборная", в этой были всего двадцать две комнаты и целых два сортира. А еще имелась большущая кухня с тремя газовыми плитами и "нелегальная" ванная.
Дом располагался на набережной Мойки, буквально в ста метрах от Невского. При батюшке царе здесь была гостиница, в которой, между прочим, в 1811 году останавливался дядя с племянником. Дядя был известным в Москве поэтом, а племянник только начинал "марать бумагу". И по фамилии дядя с племянником были Пушкины.
А в той части дома, что располагалась во дворе, до революции были меблированные квартиры, в которых жили богатые аристократы. После революции аристократов "ликвидировали как класс", а квартиры, занимавшие по полэтажа, объединили и устроили общежитие коридорного типа для пролетарских студентов. После войны "ликвидировали" и общежитие, а студентов не ликвидировали (времена после смерти товарища Сталина были уже "вегетарианские"), а переселили в другое, более приспособленное здание, и восстановили прежние квартиры, только вселили в них не аристократов, а "разной твари по паре".
Я жил в квартире на третьем этаже, занимая маленькую комнатку - шкаф, как у Раскольникова, только с окном во двор. Вернее, окно выходило на крышу, потому что двор занимал Театр эстрады, "Театр Райкина", как - говорила Ульяна Зиновьевна, старушка-соседка. Она прожила в этой квартире 50 лет, родила и вырастила сына-алкоголика, который и по сей день жил при ней. "Так и помру в этой квартире. Всю жизнь ждала, что получу отдельную. Одно время Райкин хотел забрать под театр, да не успел. Помер! Царствие ему небесное. Хоть и иудей, а какая Богу разница!"
Короче, из окна моей комнатенки открывался вид на железную крышу, под сводами которой располагался зрительный зал театра. Крыша была ржавая (проживи Райкин еще десяток лет, обязательно починил бы), закидана бутылками и мусором, выбрасываемым несознательными жильцами из окон. Звуки от разбивающихся о крышу бутылок напоминали разрывы гранат. Канонаду разбавляли осколочные разрывы штукатурки, осыпающейся с обветшалых стен дома. По вечерам и утром выходного дня пол и стены моего жилища начинали дрожать, как при землетрясении, но я уже знал, что в театре начался очередной спектакль, и это "грянули" акустические установки.
Комнатка моя располагалась почти посредине квартиры, где был небольшой холл и стоял телефон, который день и ночь звонил. На время звонка все соседи становились глухими, и к телефону подходил я.
– Алле! Можно Таню к телефону?
– Да, пожалуйста!
Таня, жила в квартире вместе с родителями и дочкой. Она родилась и выросла здесь и другой жизни не знала. Звонили ей часто, по-видимому, потенциальные мужья. Таня в синеньком халатике усаживалась в кресло и заводила длинные разговоры. Мы с сыном так и прозвали ее - "синий халатик"!
Очередной звонок.
– Можно Макарова?
– Да, сейчас позову.
Леша Макаров -- бывший сантехник, но не пьяница. Уж лучше бы он пил. Хмурый и неуживчивый, еще не старый мужик, с увечной ногой, переваливаясь, как утка, шаркает к телефону. Я знаю, что ему звонит сестра. Она опекает своего младшенького, готовит, стирает и убирает за ним, получая в "благодарность" только его ворчание и недовольство. Ну, что с него возьмешь? Богом обиженный человек.
Долгие звонки.
– Сеню Каган можно?