Максим Александрович вернул меня на место, приказал сидеть смирно, а сам принялся оглядывать кабинет.

– Блин, хреново, - процедил он, опуская руки.
– Две из пяти... И Сеня подставной оказался... А ты что тут делала?

Максим Александрович обернулся, хмуро глянул на меня, поведя носом, будто пытался таким образом что-то вынюхать.

– Это сон, да?
– пропищала я, рукавом рубашки вытирая губы.
– Это...

– Если бы. Мы тут...

– Посторонись!
– через разбитое окно, верхом на швабре в комнату влетела Антонина Васильевна. Ветер сорвал с головы косынку и теперь трепал косу, выпуская седые прядки.

– Ой, - я прижала ладони к горящим щекам.
– Чем вы меня накачали...

– Ну, что?
– проигнорировав мои причитания, обратился Максим Александрович к Антонине Васильевне, которая, отставив швабру, поправляла свой оранжевый фартук, накинутый поверх рабочего платья.

– Из десяти семеро будут в течение часа. Двое не ответили, а Геннадий Сергеевич..., - женщина запнулась.
– Просят организовать телепорт.

– Славу из отдела информационных технологий вызови, у него в серверной основа была.

– Прибраться?

– Нет, пусть видят. Курга подлечи, ему здорово влетело.

– А она?
– Антонина Васильевна кивнула на меня, и я сдавленно всхлипнула.

– Мать объяснит, я не наседка, - отрезал Максим Александрович.
– Саша, иди, умойся, что ли. Только без рева. Ну... Ну, просил же...

Но слезы против воли наворачивались на глаза, виски сжимало, как при мигрени, и истерика уже была готова накрыть меня с головой, как Максим Александрович, присев передо мной на корточки, заговорил мягко и ободряюще.

– Живая? Живая. Цела? Цела, - он положил ладони мне на колени и улыбнулся так, как обычно улыбался своим секретаршам, которых менял с завидной регулярностью.
– С остальным мы разберемся. Страшно, понимаю, но всё объяснимо.

Я, шмыгнув носом, кивнула и отвела глаза.

– Вот так, молодец, - Максим Александрович заметил чеки в моих трясущихся руках.
– Давай сюда бумаги. Я их уберу.

– Ссама унесу, - выдохнула я, слабо сопротивляясь. Финансовый директор дернул листки на себя, и они посыпались на замызганный ковер.

– Ой, - вскочив с кресла, я развела кипучую деятельность, принявшись собирать чеки.
– А эттто что?

Протянув руку, я подняла гадальную карту. На лицевой её стороне был изображен замотанный в черный плащ полусгнивший мертвец, протягивающий костлявую руку к неведомой жертве и разевающий рот в немом крике.

– Убежище проводника, - Максим Александрович печально покачал головой.
– Он там прячется. Дай-ка мне... да чтоб тебя!!!

Стена, на которой были изображены двери, внезапно начала меняться. Исчезла дыра, что осталась на месте гардеробной, достроились кирпичи, поплыли нарисованные двери. Мы вскочили на ноги, и, судя по выражению лица моего собеседника, его происходящее испугало не меньше, чем меня.

Рисунки исчезали - краски будто впитывались в штукатурку, а на чистой поверхности возникали новые мазки, точки, линии. Максим Александрович шагнул вперед и замер между мной и стеной. Я встала на цыпочки, выглядывая из-за его плеча и со страхом наблюдая за работой невидимого художника.

Первая дверь стала похожа на двери старого лифта, вторая - на изящную, ажурную, садовую калитку, третья - на обычную занавеску, какие вешают в примерочных, а четвертая превратилась в пасть. Черные зубы сомкнулись, искажая ставшую молочно-белой гладь стены.

– Какого черта, Максим?
– прозвучал у нас за спинами полный ярости женский голос.
– Я просила оберегать мою девочку от магии, а ты сделал её ключницей?!

– Мама?
– обернувшись, я вытаращила глаза.
– Что тут творится?

Мать тряхнула копной золотистых волос и, меча глазами молнии, двинулась на Максима Александровича.

– Я дала тебе новый дом, я дала тебе работу и попросила защитить мою дочь!
– она выхватила из моих рук карту.
– Какого лешего ты всучил ей проводник, кретин?! Как она может быть ключником, тупое ты, бескрылое яйцо?!

– Княжна, простите меня, - Максим Александрович обернулся и, растерянно глядя на мою мать, попятился к стене.
– Я не ожидал, что такое произойдет. Она же не маг... Тем более, здесь...

– Она же не маг!
– передразнила мать, пряча карту в золотистый клатч и одергивая безупречный бежевый пиджак.
– Смею предположить, что Генсер теперь окончательно мертв, раз проводник вцепился в мою девочку!

– Мам...

– Сашенька, - мать подалась вперед и, положив руку мне на плечо, притянула к себе и обняла.
– Успокойся, девочка моя. Мы все уладим. Сейчас только узнаем, что тут в очередной раз натворил Геннадий Сергеевич.