Иван-Муха выслушал, моргая.

— Вот он, твой парк,— показал он не слишком

почтительно кнутом.— Раз артезианская да ещё собственная — вылазь!

Слева от шоссе, шагах в ста, виднелись длинные навесы. Под ними темнели огромные невиданные машины, сновали люди, гасло и вспыхивало что-то, били металлом о металл. Перед навесами белела в беспощадных солнечных лучах вытоптанная площадка, громоздились горы бетонных плит.

Юлька сползла с бедарки, кивнула не то лошадёнке, не то её хозяину и энергично зашагала к навесу. Очки она, как назло, забыла, а слепящий огонь электросварки заставлял жмурить глаза, перекашивая лицо.

— Деваха, тебе куда? Кого?

Юлька и не заметила, что площадку огораживает проволока между серыми, как на винограднике, столбами, а в просвете стоит будка и возле неё, притулился на скамейке древний старикан в валенках, несмотря на жару.

— Механика... Мне слесаря. В общем, Женю.

— Механика? Того звать Карпенко Сергей Сергеевич. Женька! — заорал старикан пробегавшему к навесу щуплому парнишке с ведром.— Тебя спрашивают.

У парнишки были немыслимой голубизны глаза, льняной чубчик, он был весь яркий, как василёк в пшенице, и ведро с варом или смолой тащил играючи, с припляской.

— На кой? — спросил, улыбаясь, как ясно солнышко.

— Не на кой, а гражданочка молодая.

Юлька растерялась. Что, Пётр смеялся над ней? Она сказала высокомерно:

— Поручение. Вот. Для срочного изготовленья!

Женька поставил ведро, развернул листок, нахмурил белые, как овсяные колоски, брови.

— От Петра, что ль? Его рука.

— От Лукьяненко Петра Фёдоровича!

— Ты ему родня, что ль?

— Это тебя вовсе не касается! — вспылила Юлька.— Да, я ему родная сестра.

— Ладно. Мур-мур... Клапан? Сточим. В обед! Дюйм с четвертью? Так. Шарик? С шарикоподшипника. Есть! Брын-трын...

Приплясывая, Женька схватил ведро, бумажку сунул в нагрудный карман синей ковбоечки, а Юльке приказал:

— Жди здесь. Не. Лучше гуляй. Придёшь через два часа. Без опозданья. В обед выполню. Гуд бай!

— Гуд бай! — машинально повторила Юлька.

Таким манером юный ученик слесарей Женька Румянцев выставил Юльку с территории совхозной машинно-тракторной станции, и вовремя. Потому что от навеса, где стояли, словно готовые к бою, тракторы и бульдозеры с блестящими плугами, вдруг отделилась большущая фигура в комбинезоне, и зычный голос дяди Феди, Фёдора Ивановича, прогремел:

— Племяш, ты-то как сюда попала?

Юлька поспешно сделала вид, что не слышит, и быстренько ретировалась мимо старикана-сторожа.

Гулять два часа... Эх, часов нету! Ан нет, вон они — большие, чёткие, светятся под навесом. Ровно двенадцать. А где гулять? Под жгучим солнцем? Дудки... Домой возвращаться? Только придёшь, и назад...

Юльку осенило. Виноградники, где проверяет филлоксеру Галя, в этой же стороне, близко. Айда туда!

Обычно бывает так: соберутся где-либо девочки и мальчики, девочки держатся своей стайкой, мальчики— своей. Но те и другие чутко прислушиваются друг к другу.

Так было и сейчас.

Наступил обеденный перерыв. Практиканты-школьники, будущие виноградари, потянулись в тенёк— к оставленным велосипедам, к привезённым бидонам с кашей, борщом, молоком. Застучали мисками-ложками, рассаживаясь под загустевшие уже виноградные плети, которые они нынче подвязывали и чеканили. Кто сидя, кто лёжа хлебали борщ, заедая тёплым душистым хлебом — пекарня в совхозе была своя.

В стаю девочек почему-то затесался Цыбуля. Ленивый, он даже на брюхе не захотел переползти к мальчишкам. Девчонки и рады: принялись измываться над ним, швыряли обглодышами, вязали на макушку косынки, брызгали водой... Цыбуле хоть бы что. Сидел и уплетал борщок с салом, шлёпая толстыми губами.

— Глядите, опять идёт,— вдруг пробасил он с набитым ртом.— Москвичка ваша.

Девочки отпрянули. Галя, вместе с подружками терзавшая Цыбулю, что-то быстро-быстро заговорила, указывая на Юльку, бредущую виноградным коридором.

— Юлька-а! — радостно, во весь голос закричала Галюха.— Здесь мы! Сюда иди!

Минуту спустя Цыбуля перекочевал в стан мальчишек, а Юлька сидела на его месте, энергично работая ложкой, раздувая щёки и причмокивая не хуже

своего предшественника. А ещё минут через десять девочки, оттеснив мальчишек и вовсе за соседний ряд виноградника (те, конечно, во все уши слушали, что они там стрекочут), повели Юльку куда-то в неизвестном направлении.

Бригадир Иван-Муха отлучился на часок-другой в контору совхоза за нарядами очень кстати.

Девочки, жужжа, как добрый пчелиный рой, двигались к табачному сараю, темневшему за виноградником. Мальчишки, побросав миски и кружки, крались, разумеется, следом.

Табачный сарай, в котором табаку сейчас никакого не было, представлял из себя большое, манящее прохладой помещение, с утоптанным земляным полом, с прочно устоявшимся, малость кружившим голову запахом прошлогоднего табака, который здесь вязали, готовя к сушке, и с высокой, местами остеклённой, как в оранжерее, крышей. Девчонки втиснулись вместе с Юлькой в сарай, задвинули слегой ворота, и началось следующее: Галя зашептала Юльке что-то в ухо. Юлька поводила глазами, как бы примериваясь. Остальные девочки дружно затрясли кто косами, кто косынкой, кто просто вихрами.