Это частное, «индивидуальное» приобщение Святых Таин – не противопоставление, а часть общей богослужебной жизни. А общая богослужебная жизнь осуществлялась тогда, когда отшельники – по горным узким тропам с большим трудом, очевидно сопряженным с опасностями от людей и зверей, – собирались на центральную территорию: в храм Лавры Саввы Освященного. По-видимому, это происходило в субботу: монахи-отшельники сразу приходили на субботнюю литургию, причащались Святых Христовых Таин. Затем наступал день. Чем он был полон? Рукоделием, какими-то монашескими послушаниями, уходом за больными – об этом можно только гадать (по крайней мере, в патериках пишут, что монашествующие плели корзины и циновки, которые затем ходили продавать в город, – это было такое маленькое, скромнейшее рукоделие ради пропитания и минимального товарообмена с населением). И наконец, наступала ночь с субботы на воскресенье. Лавра была не маленькой, но все-таки ограниченной по размерам, а отшельников собиралось очень много, сотни [25] – расположить всех на ночлег было невозможно. И поэтому сама собой – не только из бытовых условий, но и, несомненно, из усердия, из любви – рождается идея целонощной службы: всенощного бдения. Рождается то, что потом станет известным нам богослужением, частым, привычным, нормативным.

Лавра преподобного Саввы Освященного.

Палестинская автономия

Всенощное бдение начиналось великой вечерней, которая служилась с наступлением темноты. Она заполнялась гимнами, псалмами, песнопениями и продолжалась очень долго, несколько часов; в середине вечерни совершалось шествие. В современном нам богослужении это шествие осталось в виде литии – выхода священства из основного пространства храма поближе к выходу, – а раньше, в Лавре Саввы Освященного времен ее расцвета, целая богослужебная процессия обходила монастырь – храмовые постройки, гробницу самого преподобного Саввы Освященного – и возвращалась в храм, после чего монахи садились и ели какую-то горячую пищу, приготовленную в это же время – очевидно, кашу из злаков, – для подкрепления сил. Можно спросить: а как же евхаристический пост? Конечно же никакого отсчета, наступила уже полночь или нет, не было – само по себе участие в такой длинной, такой трудной службе являлось достаточным проявлением усердия на пути к Евхаристии.

Преподобный Савва Освященный.

Фреска

Во время еды конечно же читалось Священное Писание (в современном Уставе, например, предписывается чтение Апостола). Подобную традицию и сегодня могут видеть паломники, например, на Святой Горе Афон. Афонское всенощное бдение длится не два и не три часа, а шесть, восемь, десять; хоры поют по два часа, сменяя друг друга, и в середине службы паломников могут пригласить в качестве подкрепления перекусить, выпить чашку кофе. И в этом «перекусе», телесном подкреплении (не нужно думать, что ели вкусно, много или изысканно, просто надо было какие-то «дровишки бросить в топку») не было ничего иноприродного по отношению к службе. Вообще в том, как устроено древнее богослужение, очень ясно ощущается баланс между поддержанием телесных сил и парением духа: важно постоянно питать и занимать дух, при этом обращать необходимое внимание на тело, давать ему вовремя подкрепление.

Затем, после краткой трапезы, бдение продолжалось и длилось до самого утра. С восходом солнца, на пике богослужения, совершалась Божественная литургия, монахи причащались Святых Христовых Таин, брали с собой запасные Дары и расходились в свои пустынные кельи. Вот так схематично, гадательно мы можем представить службу Лавры Саввы Освященного во времена ее расцвета. Это – монашеская традиция.

И снова мы можем видеть тут две константы богослужебной жизни: главное и путь к главному. Главное – это Евхаристия, и путь к главному – это непрестанная молитва, богослужебное время в пространстве астрономических суток.

Но не все становятся отшельниками. Возникновение монашества не означает, что теперь истинные христиане – это только монахи: можно было быть христианином и в городе. Как мы знаем, преподобный Макарий Великий на вершине своих трудов получил откровение: ему было обещано Духом показать истинных подвижниц. И преподобный нашел их не в пустыне, а в городе: это были жены двух братьев – женщины, которые много лет провели на одной кухне и никогда не ссорились. Таким образом Церковное Предание примиряет, уравнивает монашеское и мирское, свидетельствуя о том, что брак – не ниже монашества, мирянин может быть истинным христианином так же, как и монах; монах так же подвержен падению и внушению голоса врага, как и мирянин.

Итак, как же совершается молитва городских христиан? В каждом городе есть епископ. Роль епископа во времена внешней победы христианства и благожелательной политики государства к Церкви обрастает административными обязанностями: это теперь не только ставленник и продолжатель дела апостолов, но и «управленец», ответственный за свою общину, вынужденный договариваться с властями и с власть имущими. Но, как и в первохристианские времена, первое дело епископа – возглавлять богослужебную жизнь Церкви.

Вокруг епископа формируется особенное богослужение, которое называется кафедральным. Самыми влиятельными епископскими кафедрами с кафедральными храмами, конечно, были кафедры крупных столичных городов, а также Иерусалимская, с Храмом Гроба Господня, и, в чуть более поздние времена, Константинопольская, с храмом Софии Константинопольской. Чин кафедрального богослужения существовал параллельно с монашеским и отличался своими особенностями. Какими?

В богослужении практически всех крупных городов, в первую очередь Иерусалима, выделяются постоянные процессии по святым местам города – храмам, часовням, другим памятным местам. Такие шествия сопровождались пением, на остановках возглашались ектеньи и молитвы. Заканчивались шествия, как правило, в храме, где совершалась литургия.

Кафедральное богослужение – это богослужение, принципиально возглавляемое иереем, в данном случае архиереем. По сути, монашеское богослужение (за исключением литургии) можно совершать без священника. Сегодня у нас, в Русской Православной Церкви, монахи через какое-то время после пострига практически без исключения принимают священный сан, становятся иеромонахами, но раньше так не было. Монашеская община жила, трудилась, приглашала из ближайшего селения или деревни священника, который совершал Евхаристию и уходил обратно. А монахи жили со своим игуменом, который был главой общины, но не обязательно или по меньшей мере не сразу – священнослужителем. Ведь монашеская жизнь в определенной степени противоречит пастырскому послушанию – вспомним, что даже преподобного Сергия Радонежского пришлось очень долго уговаривать стать священником.