P.S. А стишок – это уже я сама поставила, что хотите, а я люблю. (И Венька не против).

Я стою на откосе, мечтаю,

Вижу счастье свое наяву.

Горьковчанкой меня называют

Потому что я в Горьком живу.

В Горьком, в Горьком,

В городе славы большой,

В Горьком, в Горьком,

Жить и любить хорошо!

С.(Саша?) Соколов,

так водочку у нас теперь зовут – «горьковчанка». Хорошая. А её плохой-то и нет – только хорошая. И – очень хорошая.

Все мы пассажиры. Кто-то еще сел, а другому – на выход. Так и скажут: кто тут на букву Л? С вещами… Это если ещё сильно повезёт. Страна наша, я тебе скажу, как и камера – очень некомфортная, сучья эта страна – Горький. Я знаю, что говорю – нагляделся.

Ты на лядовской автостанции был?

А я живу. А кондуктор стоянки как новый год объявляет. И на конечной ссаживают.

Совесть – ваш лучший контролер. Билетики сохраняйте до конца поездки. Не забывайте компостировать талоны. Не занимайте место кондуктора. Детей и инвалидов. Не отвлекайте водителя вашими глупостями.

Нажал кнопку – выходи. Везде нет – зачем?

Чего, казалось бы, проще? Спросил: как пройти на лядовскую автостанцию? Все.

Найди окошечко, займи очередь, сосчитай мелочь. Ну, выгреби… Из карманов – выгреби на билет мелочь. На билетик до пункта Б. Не забудь проверить его, не отходя от кассы. Заклинаю: не забудь, проверь эту глупую бумажку, не поленись. И время на вокзальных часах, и сдачу.

А теперь тащи всё своё, куда скажут. Опять в очередь. Сел? Ну – вперёд! Как говорят космонавты, те самые, что Жучка с Жучкою – «поехали!». Им ещё «Белое солнце» покажут, чтоб не спали до вернутия.

А тебе – до прибытия. Вот он – твой поганый пункт Б, вылазь. Билет можешь оставить себе на память. Или просто выбросить его прямо на землю. К чертовой матери.

В грязь.

Мне все равно.

Мне вообще нет до тебя дела. Никакого. Теперь.

Все. Я отвернулся.

Впрочем… Не думаешь ли ты, что автостанция – для тебя? Что единственное назначение ее – оказать именно тебе, дураку, комфортное существование? То есть отправить тебя восвояси в твой богом забытый блядский угол, или, наоборот, встретить тебя с приветом, именно тебя – уже смешно! – если в пустую башку твою шалую взбредет вернуться? А может, ты решил, что тебя здесь ждут? И это обязанность ее – заботиться?

Уйди, Христа ради, забудь! Ты не нужен ей, ты здесь лишний. Не приходи сюда больше никогда, окажи услугу. Сиди и пей, тебе повезло: автостанция только пожевала тебя и выплюнула, бывает и хуже.

Видишь? Тетку непонятную с платком вокруг шеи и в фуфайке? Да-да, она еще сумки свои пересчитывает? Она пока не потеряла иллюзий – все еще цело. Но будет как всегда – за ней смотрят.

А вон у той старушки на третьей платформе – практически все: то ли она опоздала, то ли расписание говно, а что ее – ждать должны? Стой-таки себе и плачь. Рядом сумки с гостинцами из города. Для внучки. Что делать? Вы не подскажете – где? куда? билетик пропал, поменять?

Конечно, конечно, знаем, бабушка, нам ли не знать? Иди быстрее, родная, …тебе туда. А что узлы? Покараулим… Только недолго… А долго и не надо – плачет уже внучка в деревне без гостинца…

И – пожалуйста, не буди того мужика на лавочке. Ему – хорошо. Нет, он не умер пока, он просто спит. Третий день он почти что дома: дело-то житейское – купил давеча билет до какой-нибудь Ворсмы, потом три семерки (городское-то – оно слаще), скорешился… Словом, ни вещей, ни билета, ни денег. Одна рожа разбитая. И лавочка. И надежда – вот очнется: милиция. Те подскажут.

Только слабая это надежда – не возьмут бедолагу под крышу, ни штрафу с него, ни папирос. Разве фуражка послевоенная, да штаны полуобоссанные? Прогонят с лавки – на другую ляжет… Ждать надо, пока снова повезет – земляка встретит, или подадут что. Погуляет так неделю-другую, глядишь – и уехал в свою Ворсму. Сидит себе, впечатлениями впечатляется…

А то и приживется в кутке, и такое бывает. Я сам знал такого – Семеныча. Дружили даже. Культурный, кстати, мужик был: мемуары хотел писать. Познакомился я с ним не то чтобы случайно (случайностей в кутке нет), а по случаю: тряпье помойное на помойку выносил. Ну и приодел его… Он, в общем, жил там… А чего ты, собственно, сморщился?

Зря. Помойка – только место, но с крышей: вещь в высшей степени надежная. Я знаю, что говорю – я сам в ней не один год провел. Залезешь, бывало, в мусорный бак, крышкой закроешься – чем тебе не танк? А по тебе камнями лупят – что твоими, как говорил Софа, снарядами… Гро-о-охот! Ладошками уши зажал, и визжи от ужаса. Война, брат.

А он – там – жил. Если забыл – я про того мужика, про Семеныча. Закроет на ночь люк, и никто не беспокоит. Если, конечно, подружку не приведет. А так – сам ведь знаешь: шебутные они, им бы лишь почесаться. Так что… Я-то уж давно… И тебе не советую.