…От ветра, короче, с шести сторон закрыт. И тепло. (Это отходы разлагаются естественным путем изнутри). Иногда что-нибудь вкусненькое подают – ну прям кафе.

Жизнь, словом, стала веселее. И беззаботнее – на всем готовом. А человеку, к слову сказать, и надо-то немного. Человек – он только звучит гордо, он только воняет как любая зверь.

Тогда Семеныч уже месяц как в помойке жил: пьяно и весело. И решительно в колхоз не хотел, он там механизатором вроде был. Поначалу его пугались, однако привыкли: живи, коли живешь. Сухари стали выносить, косточки. Пустые бутылки отдельно, чтоб не разбить. А что? Две – это уже кружка пива. Для Семеныча. Двадцать четыре копейки.

То есть не голодал Семеныч. Оттого-то и весел и почтителен. Впрочем, и неглуп. Это он только сперва бомжевал: летом на лавках, зимой – в мусорке. Пригодился. Стали поручать и серьезные дела: в магазин за колбасой сбегать, порезать ее на бутерброды… Иногда деньги дадут, но чаще натурой. В кафе даже кондейку на зиму дали – сторожить начал. Газеты читать.

На третий год – в гору пошел, на повышение. Получил штат – коменданта лядовской автостанции, что-то между завхозом и поваром. Воровал, конечно – продукты из бывшего дома на магазинные менял. Однако сходило, вот ведь.

Паспорт себе выправил. Но комнату в общаге не взял, – к бабе перебрался, билетерше с автостанции. А что, человек уважаемая, с пропиской. Женился.

Но не возгордился Семеныч, не вознесся над нами. По прежнему прост был и доступен, косточками – не брезговал. Они ему – не претили.

…Я его видел третьего дня. Он сейчас в Управлении областном служит.

Главным инженером, что ли…

Ну вот, наговорил глупостей, успел. Впрочем, это не новость – за последние лет 30 я только одни глупости и говорю. Например: я стал указывать людям путь.

И чаще всего – на лядовскую автостанцию.

А может, поголовье груза стало больше? Тогда – почему?

Допустим, ответ первый, как вариант. Все больше и больше сельских жителей все чаще и чаще уходят в город. Смычка.

Колхозы разбогатели. Освоение пахотных земель. Внедрены и успешно применяются разработанные в недрах НИИ нанотехнологии…

…Что же, бля, еще придумать такое?

А – тучные стада лениво гуляют по сочным пастбищам в ожидании экскурсии на мясокомбинаты, и сыпятся, сыпятся несметные урожаи в пресловутые закрома нашей необъятной Родины? Наши люди (нет, народонаселение!) ощутив обрушившиеся на них плоды бессмертной Продовольственной Программы КПСС..? Деторождаемость в десятки раз выросла? Благосостояние трудящихся?

Так. Это – либо к генсеку для отчета на съезд, либо – в дурдом, впрочем – одно.

Ответ второй: все наоборот. Зеркально. Голод – не тетка, надо картошку за городом сажать. Вот и едут.

Сначала их было немного, и отношение к ним было соответственно несерьезное. Дачники они и есть дачники, придурки, вырождающееся сословие, нечисть, одним словом… Но исподволь, тихим сапом эта публика заняла однажды скромную неглубокую нишу, а вслед затем и доминанту. «Железный конь пришел на смену крестьянской лошадке».

Особенно это заметно весной , осенью и в выходные. На общем фоне растерянных и запуганных маргиналов – естественных (природных) обитателей автостанции дачники выделяются каким-то нездоровым оптимизмом и глупо-счастливым рожам.

Чего пишу? Глумлюсь, наверное.

А в руках у них грабли, лопаты и сумки. Завидев знакомых по старым очередям, они громко кричат и машут руками, точно гуси, и тут же начинают осеменять друг друга – обмениваться семечками.

Сейчас они веселы и праздник у них на душе, как будто не знают, какими они вернутся обратно. Вялых и изможденных, путающихся в черенках лопат их изрыгнет из своего чрева последний воскресный автобус, выдавит из пуза переваренное, чтобы опять сожрать это вновь через неделю…

– Сдается мне, батенька, что вы…как-то…краски сгущаете, что ли… Ну, вырвался человек на природу из душного каменного мешка, воздухом подышал… Отдохнул. Поработал, конечно. Здоровый образ жизни.

– Да не совсем здоровый, профессор. Знаете, сколько их дохнет прямо на грядках и после? По воскресеньям на автостанции две «скорые» дежурят, прямо с автобусов – в реанимацию.

– Так ведь, знаете, батенька, они ведь некоторым образом…может…сами и виноваты? Зачем же через силу? Поработал чуток – и посиди в теньке, водички попей.

– Нет тенька-с, профессор. И воды тоже нет. Голое поле одно. Ты и лопата.

– Да-да. Лопата… Зачем же инструмент туда и обратно возить? Нерационально как-то. И тяжело-с.

– Тяжело… Так ведь спиздят-с.

– Как?

– Непременно, профессор, сто пудов.

Хранить инструмент в домике (если он есть) или в наспех сколоченном сортире (самое первое сооружение на участке, а зачастую – и последнее) – считай, что подарил. Инструмент воруют уже бригадами – на «газелях» по будням. Говорят, по нескольку ходок за день. В ближайшем магазине и сдают за полцены. Через неделю их все равно бывшие хозяева купят. А куда деваться, если уже два часа на дорогу потратил, не ладонями же землю рыть?