Шрифт:
Нет, поначалу король честно пытался образумить потерявшего всякие берега итальянца.
– Посудите сами, ваше преосвященство, я бы мог забыть все, что он сделал против меня дурного... Но один лишь его визит к Генриху! Да на свете нет пыток и казней, достойных свершенной им тогда подлости!
– Э-э..., но что же такого мог сделать несчастный прелат в Трифельсе?
– Что?! Вы не знаете даже этого, но при всем при том смеете высказываться в его защиту! Так знайте, что когда я был задержан Императором, со мною обращались с определенным уважением и оказывали подобающие почести. Пока как-то вечером не появился этот человек. Я не знаю, что рассказывал он Генриху, но уже на следующее утро я оказался отягощен железными цепями, как вьючная лошадь или осел под поклажей!
И вот за этого человека вы осмеливаетесь меня просить?!
Несколько растерявшийся от такого напора, кардинал не нашел ничего лучше, как обратиться к библейской мудрости, не раз и не два выручавшей его в стеснительных обстоятельствах.
– Но, ваше Величество, ведь сказано в Писании: не мстите за себя, но дайте место гневу Божию... Тем более, по отношению к духовному лицу, э-э-э ...
Вот здесь-то короля и прорвало. Навязанное ему совершенно ненужное перемирие с Филиппом-Августом, многомесячное нудение увязавшихся за ним в Лимузен прелатов, непрекращающиеся попытки Святой Церкви влезать в его королевские дела - все это, наконец, прорвалось наружу, вызвав настоящий вулкан бешеной ярости!
– Клянусь своей головой, - неистовствовал король, вскочив со своего кресла и выпнув к самому входу подставку для ног, - он больше не священник, потому что он и не христианин! Он был взят в плен не как епископ, но как рыцарь, сражаясь в полном доспехе, с разукрашенным шлемом на голове! Сир лицемер!!!
Да ты и сам дурак! Не будь ты посланником Папы, я бы отослал тебя обратно кое с чем, что Папа долго не смог бы забыть! Иннокентий и пальцем не шевельнул, чтобы вызволить меня из темницы, пока мне нужна была его помощь! А теперь он просит меня освободить вора и поджигателя, который не принес мне ничего, кроме зла! Убирайтесь, господин предатель!
Лжец, обманщик!! Церковный деляга!!! Избавь меня от своего общества навсегда!!!!
Откровенно смущенный и, что уж там говорить, изрядно испуганный королевским гневом, несчастный итальянец попытался сменить тему. Но сделал это столь неудачно, что лишь еще более разжег ярость Ричарда. Хотя, еще больше ее разжечь казалось невозможным.
Дело в том, что проезжая через лагерь королевских войск, и сам кардинал, и его люди неоднократно были свидетелями очень нерадостных для них разговоров. Дескать, разобравшись с виконтом Лиможа и наведя порядок в Лимузене, король откроет боевые действия против Раймунда VI, графа Тулузского, владения которого начинались сразу же за границами виконтства. Мол, король Ричард не забыл о графстве Керси, который отец нынешнего графа Тулузского, Раймунд под номером пять, отобрал у Плантагенетов.
И вот, теперь, собрав весьма грозное войско, Ричард намерен вернуть себе принадлежащие Аквитании по справедливости земли. И собирается, напав на графа Тулузского, присоединить к своим владениям не только Кагор, но и земли до самой Тулузы. А то и до границ с Арагоном, коли будет на то Божья воля.
Вообразив, что возложенная на него Папой миссия - отправить Ричарда как можно быстрей воевать Святую Землю - находится под угрозой, его преосвященство обратился теперь к королю, дабы отеческим увещеванием вернуть того на путь истинный. И вновь нарвался...
Как только слова достойного прелата, общий смысл которых сводился к тому, что долг доброго христианина повелевает королю как можно скорее принять крест и возглавить христолюбивое воинство, а вовсе не заниматься завоеваниями французских владений... Так вот, как только эти слова достигли слуха Ричарда, он резко замолчал, сжал до белизны огромные кулаки, деревянными шагами дошел до входной двери, забрал - сам!
– выпнутую прочь подставку для ног, вернулся к креслу, сел и молча уставился на кардинала.
Нездоровые, в склеротических прожилках, глаза короля, упершись из-под набрякших век прямо в переносицу славного служителя церкви, напугали того еще больше. Затем король заговорил, медленно и монотонно.
– В мои намерения входило дойти с войском до Лиона и там, встав на старую Агриппиеву дорогу, совершить марш уже до портов северной Италии. Но, клянусь бородой Спасителя, вы подали мне прекрасную мысль, мессир. И правда, зачем стаптывать подметки моих солдат, идя за две с половиной сотни лье неизвестно куда и неизвестно зачем, если совсем рядом лежат земли Тулузы, которые столь несложно взять под свою руку? А, святой отец? Назовите мне хоть одну причину, из-за которой я не могу этого сделать?
– Н-н-о, ваше величество, Святая Земля стенает под пятой неверных, взывая к христовым воинам... Вспомните, какой грех совершите вы этой войной. В ней гибель Святой земли... Ей грозит уже конечный захват и опустошение, а христианству конец...
– Ах, вот как?!
– раздражение и ярость на этот раз окончательно разнесли в щепки плотину королевской сдержанности, и рыкающий бас вновь сотряс залы и коридоры замка.
– Пока я рисковал своей жизнью во славу Христа, Филипп ускользнул в Европу, чтобы коварно украсть мои владения! Если бы не его злой умысел, вынудивший меня вернуться, я бы еще семь лет назад очистил Святую Землю!