Шрифт:
– Я… я не знаю. Я ничего не помню, – признался Ридус, устало опускаясь на диван, обхватив голову руками. Даниела стояла недалеко от него, но не могла даже смотреть в его сторону, он был ей противен. Она проревела всю ночь, виня себя во всем, а он с такой легкостью оказался в чужих объятиях. – Этого всего вообще не произошло бы, если бы я не думал, что ты в этот момент с Хосе.
– О чем ты? – напряглась Дани, снова не понимая его претензий.
– Я думал, ты всю ночь провела с ним, – Норман опустил голову между колен, и Дани показалось, что он даже всхлипнул.
– А детей я, по-твоему, с кем оставила? – зло процедила она сквозь зубы. – Пока я, как ты думал, развлекалась с Кантилльо, с кем бы были наши дети?!
– С няней? – неуверенно предположил Ридус, понимая, что это ему вчера в голову совсем не пришло.
– Сволочь! – ярость накрыла Дани, она метнула в Нормана вазу, промахнулась и, схватив с дивана подушку, несколько раз ударила его ею. Она била, пока не выдохлась, а он даже не сделал ни единого движения, чтобы увернуться. Отбросив не принесшую пользы и даже капли морального удовлетворения вещь, Дани присела на кухонный табурет, который находился в нескольких метрах от Нормана. Единственное, на что она нашла в себе силы, это спросить: – Допустим, я переспала с Хосе, ты бы простил меня?
Ридус сжал в безмолвной злобе кулаки, он так боялся услышать это, он не знал, что ответить. Он ни за что не смог бы себе представить это. Что кто-то другой будет целовать ее, обнимать, ласкать. Что она будет с такой же любовью отдаваться другому мужчине. Что она будет рада, получая удовольствие от кого-то другого, а не от него.
– Да, – нетвердо пробормотал он.
– Что? – поразилась Дани, не доверяя самой себе и своим ушам и чуть не упав на пол от такого откровения.
– Я был бы взбешен. Расстроен. Но все равно… – не желал признавать свою вину и пытался хоть так оправдаться Ридус, крича и стремясь донести до нее всю ту информацию, которую мог.
Услышав в комнате Мингуса шевеление и возмущение, видимо, проигранной гонкой, они затихли. В гостиной вновь повисло напряженное молчание. Норман больше не знал, что сказать, чтобы исправить ситуацию, а Дани знала, что бы не слетело с его губ, уже никак не поможет. Он изменился в ее глазах. Раньше она никогда не думала, что он может причинить ей такую боль. Что заставит разочароваться в себе. Возможно, он и сделал это необдуманно, но это совершенно не оправдывало его, и легче не становилось.
На циферблате уже полночь, и последний час проведен ими в угнетающей тишине. Дани надоел этот неудобный жесткий табурет, и она переместилась на диван, подбирая с пола подушку и обнимая ее, утомленно опуская на нее голову. Сидевший в метре от нее Норман решил воспользоваться удобным моментом и придвинулся чуть ближе, кладя ладонь на плечо девушки. У нее уже не было сил, и она не стала сбрасывать его руку.
– Дани, – прошептал он, склоняясь и целуя плечо. – Я так люблю тебя, – новый поцелуй. Шея, щека, легкое прикосновение к ее сжатым губам. – Пожалуйста… Мне так жаль…
– Нет, – вскочила Даниела, отталкиваясь от него и вытирая мокрые от слез щеки. – Ты больше не мой Норман. Именно от тебя я никогда не ждала такого предательства.
– Я…
– Тебе лучше уйти, – изможденная Даниела уже не знала, куда ей деться и что делать. Это дом Ридуса, и прогонять его было не честно, но и она не могла уйти отсюда с Алекс на руках просто в никуда. Ее квартира сдана новым жильцам и на их выселение понадобится опять время. Да и не она была виновата в том, что сейчас творилось, а Норман.
– Дани, дай мне еще один шанс, пожалуйста, – сделал он еще одну попытку, делая резкий шаг к ней, успевая до того, как она сбежит и сгребая ее в крепкие объятия.
– Не могу, – простонала она, выворачиваясь и отступая.
– Уходи! – дрожащий голос Мингуса, раздавшийся так близко, напугал обоих.
– Что?! – опешил Норман, не ожидавший такого от своего собственного сына.
– Уходи! – упрямо повторил подросток, встав рядом с Дани и бережно взяв ее за трясущуюся руку.
– Мингус, не нужно так, – обернулась к нему обеспокоенная девушка, качая головой. – Он твой отец. И то, что происходит между нами, не имеет к тебе никакого отношения.
– Не имеет? Дани, я уже большой, не нужно разговаривать со мной как с ребенком, – он, и правда, вырос за этот год так, что был уже выше Даниелы и смотрел на нее сверху вниз. И в его глазах читалось то, чего раньше она там, кажется, никогда не замечала. – Я все слышал. Все, о чем вы говорили. Я люблю тебя, отец, но сейчас, я думаю, тебе лучше уйти.
Так удивительно, но Мингус сказал то, что не смогла произнести вслух Дани. Она тоже любила его отца, но признаться ему в этом сейчас, это значило простить его и вновь позволить причинить страдания. Она не могла этого допустить. Ей нужно быть сильной ради детей. Ради ни о чем не подозревающей спящей в кроватке малышки и ради жмущегося к ней подростка, который все прекрасно понимал. Только его поддержка сейчас была самой важной, и только его улыбка и свет глаз давали хоть какую-то надежду на будущее.