Повернувшись, я посмотрел на его невозмутимое лицо.

– К тому же, после еды полезно пожевать жвачку.

Наверное, Джеронимо был для меня самой большой загадкой. Подобрать ключик к его чувствам я попросту не мог. Где границы безразличия? Откуда начинается одержимость? Почему, чистя картошку под надзором полоумного Мэтрикса, он плакал, а сейчас, в абсолютно безнадежной ситуации, держится молодцом? А эти его вспышки ненависти к Веронике? Я не я буду, если в них нет искреннего чувства!

Джеронимо вышел на середину камеры, заложив руки за спину.

– Первое, – провозгласил он, глядя в коридор. – Раз уж мы будем вынуждены разбавлять генофонд, вряд ли вам позволят работать сверхурочно. Поэтому если вы все-таки хотите совокупиться и порадовать меня гибридом Ривероса и Альтомирано в качестве племянника, то сейчас самое время. Обещаю не смотреть. Суну голову в унитаз и буду блевать на всем протяжении.

Он подождал минуту и заговорил снова:

– Не слышу лихорадочного шуршания одежды. Ладно. Будем считать, вы еще слишком незрелы для подобных ответственных решений. В таком случае – пункт два повестки дня, и здесь я хочу «единогласно». Раз уж мы лишаемся возможности выполнить нашу великолепную миссию, предлагаю на суде взбесить всех как следует и сдохнуть под ядовитыми фаллосами триффидов!

Все, что я почувствовал – его решимость. И больше ни одной эмоции. Ни страха, ни отчаяния – ничего. Как будто весь Джеронимо состоял из одной идеи – движения к солнцу. И теперь, когда она умирала, спокойно готовился умереть сам.

– Дурак ты маленький, – вздохнула Вероника. – Жил бы себе да жил… Ладно. Согласна на триффидов.

– Еще бы не согласна! – В Джеронимо снова проснулся демон. – Для такой уродливой толстозадой карги, как ты смерть – единственное счастье, а отросток триффида – единств…

Я отвернулся к стене и закрыл уши. Хватит слушать этот бред. Скоро нас уведут на суд, и там еды будет вдосталь, здоровой и вкусной. Так зачем же портить аппетит?

Зала, куда нас привели, подозрительно напоминала ту, где оставался БТР. Только над ней поработали. Между колонн тянулись ряды скамеек, а возле самых рельс возвышались трибуны общим числом три. За самой высокой стоял (или сидел?) седой старец, две пониже занимали русоволосый и черноволосый старцы. Цвета их волос выглядели так ненатурально, что я предположил краску. Видимо, это и был совет старейшин.

Командир вел нас, закованных в наручники, между скамейками, с которых на нас таращились местные жители. Я тоже с любопытством приглядывался к ним. Почти все – в одинаковых серых одеждах, с одинаковыми бледными лицами. Они казались бы неразличимыми, если б не разный цвет волос. Блондин, брюнеты, рыжие, русые, и куча промежуточных оттенков – вот кому бы впору разбавлять генофонд верхних домов.

Многие девушки смотрели на меня явно оценивающе. Встретив один такой взгляд, я с наглым видом подмигнул и выпил поток возмущения, стыда и похоти. Сумасшедший коктейль поднял мне настроение ненадолго. Ровно до тех пор, пока я не заметил вожделеющие взгляды самцов, устремленные на Веронику. И – странное дело! – мой эмоциональный двойник тут совершенно ни при чем. Кажется, мне самому сделалось неприятно. Вероника же шагала, гордо выпрямив спину и подняв голову, не замечая ничего вокруг.

Джеронимо позволили взять шарманку. Он до последнего не бросал свою петрушку и, когда нас усадили на скамью подсудимых, первым делом попросил воды. По щелчку командира нам принесли три мутных от времени, неоднократно использованных пластиковых бутылки. Джеронимо, насвистывая, полил землю вокруг петрушки и сказал:

– Можно начинать.

Седой старец пристукнул молоточком, русоволосый поморщился, а черноволосый улыбнулся, наклонив голову, и я почувствовал к нему расположение.

– Встать, суд идет! – провозгласил Седой.

Мы встали. Я заметил, что у Седого единственного есть небольшой микрофон на подставке.

– Прошу садиться.

Мы сели.

– Зачитайте обвинение!

Перед трибунами появилась крупная тетка с каменным лицом и пухлой папкой.

– Обвиняются! – начала она мерзейшим голосом. – Николас Риверос, Вероника Альтомирано, Джеронимо Альтомирано…

– Фернандес! – крикнул Джеронимо.

Седой стукнул молоточком.

– Тишина во время оглашения…

– В задницу твое оглашение, – перебил его Джеронимо. – Меня зовут Джеронимо Фернандес Альтомирано, и в официальных документах я фигурирую только так.

– Подсудимый, молчать! – прикрикнул на него Русый.

– Или что? – повернулся к нему Джеронимо. – Оштрафуешь за неуважение к суду? Вышли счет моему папе, он оплатит.

Старцы переглянулись и, видимо, решили спустить дерзость на тормозах. Я заметил, что по периметру залы стоят солдаты, очевидно, выполняющие смешанные функции приставов и охранников. Наверное, они должны были как-то повлиять на Джеронимо, но не стали. Эти ребята почему-то на нашей стороне.

– Джеронимо ФЕРНАНДЕС Альтомирано! – прорычала тетка. – Обвиняются в незаконном проникновении с оружием на территорию Нового Красноярска, в убийстве с отягчающими обстоятельствами, в осквернении останков и доведении до самоубийства. Плюс – неуважение к суду.