– За кого вы меня принимаете? – нахмуренно проговорил Азеф – Я Рачковского в Варшаве в глаза не видал, был заграницей, может подтвердить Ратаев, всё глупая болтовня.

– Конечно, конечно, Евгений Филиппович, я же пошутил, язык у людей без костей, чего не болтает. Хотя, конечно, розыск настолько деликатная вещь, что если будет вести его человек плохих нравственных устоев, он эту тоненькую линию всегда перейдет, понимаете? А скажите, а propos, боевая то ведь готовит что то по моим сведениям, а? Кто «у вас», так сказать, «из нас» на очереди?

– Конкретного нет, – нехотя, проговорил Азеф – толкуют о Дубасове.

– О Дубасове, – медленно, раздумчиво проговорил Герасимов, – боюсь я всё, не забыли ли вы моих условий, Евгений Филиппович?

Азеф глянул на Герасимова – он чиркал пальцем по воротнику.

– Повторяю, Александр Васильевич, что это ложь! – пробормотал Азеф. – С таким запугиваньем я не стану работать, я не мальчик. Если хотите ссориться, давайте ссориться.

– Ну-ну, шучу, не распаляйтесь, не распаляйтесь.

– А если согласен на ваши условия, то соловья тоже баснями не кормят, – бормотал Азеф. – Вы любите откровенность, я говорю, мне нужны деньги.

– Какие, Евгений Филиппович?

– Меньше чем две тысячи не обойдусь.

– Много. На дело иль лично?

– На дело.

– Максимум тысяча.

– Завтра еду в Финляндию, ставлю мастерские.

– Какие мастерские?

– Динамитные.

– Сколько?

– Две.

– И денег?

– Говорю: две тысячи.

– Нет, батюшка, дорогонько. Одну то уж на партийный счет ставьте, на одну так и быть, – засмеялся Герасимов, и встав отпер секретер заманчивыми звонами.

– Меньше полутора тысяч не обойдусь, – рокотал Азеф, – если хотите, зачтите в жалованье.

– Ох, и несговорчивый вы человек! Ну, уж только для первоначалу, так и знайте, больше чтоб нажима не было. А главное, ничего не забывайте, – повернулся генерал, держа бумажки с изображением Петра Великого.

И проводя Азефа по комнатам, находу говорил:

– Попыхтели мы с вами! Ни с кем ей Богу так не возился, зато думаю не зря. Только не втемяшивайте вы себе в голову, что я дурак, всё дело, батенька испортите.

От толщины Азеф чуть кряхтел, надевая пальто.

– Если телеграммой – на охранное, донесения сюда. Если что, вечерком заворачивайте по семейному. Дома нет, справьтесь в «Медведе» у швейцара, спросите кабинет Ивана Васильевича.

И совсем уж на пороге сжимая руку Азефа, Герасимов проговорил: – В прошлую то пятницу на северо-донецких, да мальцевских играли. На бирже то? Своими глазами видел. Там то вы мне и понравились. Сразу решил, что с вами дела можно делать. Ну, и скрытный же вы человек, ай-ай-ай, с вами надо осторожней, а то чего доброго взорвете на воздух, – и Герасимов, обнимая Азефа, похлопал его по задней части, убедиться нет ли револьвера.

– Из Финляндии то черкните.

– Хорошо, – бормотнул, выходя, Азеф.

Азеф крепился у генерала Герасимова. Но выйдя на улицу, почувствовал нервный упадок, слабость. Он понимал, что его расчеты смяты.

Савинков с братьями Вноровскими и Шиллеровым ставил в Москве покушение на Дубасова. В крошечном, охряном домике, зажатом в зелени сосен, Азеф жил в Гельсингфорсе. Дом был уютен. Воздух резок и ароматен. Но Азеф волновался. Мерещилась генеральская пипка, веревка, чорт знает что.

Савинков подъезжал на финке, семенившей мохнатыми копытцами по серебряному, снежному насту.

– Ждал тебя, ждал, – рокотал Азеф, крепко обнимая и целуя Савинкова.

Азеф провел его в небольшую, солнечную комнату. За окнами: – сосны, снег, сад.

Савинков мыл руки, Азеф, приготовляя чай, спросил:

– Кто убил Татарова, Двойников?

– Федя, – вытирая руки полотенцем, сказал Савинков.

– Так, а я думал Двойников. Как в Москве? Через окно солнце залило Савинкова. Азеф наливал чай, подставлял Савинкову лимон, хлеб.

– Я тут по-холостяцки, плохо живу.

– В Москве, не понимаю причин, но скверно, Иван. Регулярного выезда не можем установить, измотались, истрепались. Приехал советоваться с тобой, по моему покушение может выйти только случайное.

– Ерунда, – нахмурился Азеф, голова ушла в плечи. – Стало быть плохо наблюдают, если не могут установить. А случайное покушение, это – ерунда, я не могу рисковать людьми ради твоих импрессий!

– Импрессий! Ты не ведешь и не знаешь. Выезды стали настолько нерегулярны, обставлены такой конспиративностью, словно он знает, что мы здесь. А при случайном выезде успех может быть. Надо взять кого-нибудь из мастерской, пусть приготовит снаряды, будем ждать возвращения Дубасова из Петербурга.