Мне бы остановиться, выбрать укромное местечко на обочине и переждать непогоду, но такой уж у меня дурацкий характер: решил заночевать в Рязани, значит там и буду.

Глубокой ночью, уставший до смерти от напряжения, я отыскал придорожный кемпинг, и, не раздеваясь, едва успев сбросить обувь, рухнул на кровать и забылся глубоким сном.

Ровно в восемь меня разбудили по моей просьбе. Я кинул взгляд в окно. Похоже, погода пошла на поправку. Дождь прекратился, облака поднялись и кое – где между ними проглядывалось умытое голубое небо. Похоже, Москва передумала и решила впустить к себе настырного пришельца.

Наскоро перекусив, я сел за руль автомобиля, отыскал бензозаправку, наполнил топливный бак под завязку и покинул Рязань. К трём часам дня я уже въезжал во двор Костиного дома.

– Ждём, ждём, – потряхивая мою руку, радушно улыбался Андреев, предупреждённый мной о моём появлении по телефону. – Даже не обедали. Проходи, раздевайся. Если хочешь, прими душ, и за стол. Валька, накрывай для дорогого гостя, неси, чем Бог послал.

Принаряженная Валентина засуетилась, выставила пол – литра водки, поставила рюмки, селёдочку, обсыпанную свежим лучком, капусту провансаль, отварную картошку и чёрный хлеб, нарезанный крупными кусками.

– Доехал, доехал – то как? – допытывалась она между делом. – Это ж надо – от самого Саратова! – качала она кудрявой головой с удивлением, как будто город находился за тридевять земель.

– Не лезь поперёк батьки в пекло, – оборвал её Костя. – Поест, сам обо всём расскажет.

– Ну, с прибытием! – поднял он до краёв наполненную рюмку, чокнулся, выпил и занюхал кусочком хлеба.

– За встречу! – поддержал я его, накладывая на тарелку немудрёный закусь.

– Что ж, ребята, всё вышло так, как предсказал Костя. Предписание – в кармане, и завтра мне надлежит явиться в редакцию. Похоже, что теперь мы будем встречаться чаще.

– Ай, молодца, так молодца! – обрадовалась Валентина, придвигая ко мне хлеб. – А теперь всё по порядку…

И я рассказал им о последних событиях своей жизни.

– Что ж, – подытожил мою исповедь Константин, – я всегда подозревал, что ты настырный мальчик. Но учти, что проблем у тебя прибавится. Просто так Москва тебе не сдастся. У неё мощный инстинкт отторжения, и покорить её удаётся не каждому. Что касается нас с Валюхой, поможем в силу своей испорченности. На первых порах поживёшь у меня, места хватит. А там посмотрим…

По уже проторенному пути я благополучно добрался до редакции, и уже не спрашивая вахтёра, от турникета повернул направо. Здесь, на втором этаже и располагалась редакция журнала «Авиация и космонавтика». Перед входом в неё, на небольшой лестничной площадке, оборудованной под курилку, стояла короткая скамейка и урна для мусора. Над ней на серой стене висел красочный стенд с сочным заголовком «Звериное лицо империализма». На скамье, закинув ногу на ногу, сидела женщина лет тридцати и, элегантно, откинув мизинец в сторону, курила длинную дамскую сигарету. На моё «здрасте» она небрежно кивнула и молча проводила безразличным взглядом. Похоже, к посетителям здесь привыкли и относились, как к обязательному реквизиту. В коридоре никого не было, но из-за дверей доносились голоса, дробь пишущих машинок, работающих короткими и длинными очередями, и дразнящий запах свежесваренного кофе.

Кабинет Главного редактора находился в самом конце, и мой новый шеф оказался на месте. Когда я вошёл, полковник Миронов сидел за длинным широким столом и вычитывал чью – то рукопись.

– А, пропащий, – поднял он на меня седую голову. – Что ж так припозднился? Проходи, садись, рассказывай.

Поблагодарив за приглашение, я сел напротив, достал документы, и пока он читал предписание, мельком окинул кабинет нового начальника. В левом углу стоял застеклённый шкаф, на полках которого блестели хрусталём, серебром и золотом кубки, вазы, макеты летательных аппаратов и другие призы, очевидно награды за плодотворную работу коллектива. Справа, рядом с массивным сейфом, на журнальном столике глядел на меня серо – зелёным экраном современный телевизор, а ближе к выходу – небольшой стеллаж с плотными рядами книг, подшивок, папок и другой макулатуры.

На столе шефа, работая на авторитет хозяина, молча стояли четыре телефона, один из которых, красный, был без наборника. Наверное, прямая связь с Членом Военного Совета, догадался я. Что – то вроде ведомственной «вертушки».

По левую руку Миронова стояла настольная лампа, а сверху висела трёх рожковая люстра с матовыми плафонами.

Широкое и высокое, под потолок, окно, форточка которого была приоткрыта, выходило во двор института космической медицины.

– Во всём Забайкалье, Илья Александрович, не нашлось бы человека, который с таким нетерпением ждал перевода. Летел к вам на всех парусах.

– Так уж и на всех, – улыбнулся Миронов. – Семья осталась в Чите?

– Естественно. Пока не обзаведусь жильём.

– Ничем в этом плане обрадовать не могу. На получение квартир очередь длинная. Даже для управленцев Главного штаба ВВС. А пока езжай в административно– хозяйственный отдел, становись на довольствие и переговори с начальником – полковником Застрожновым. Человек он жёсткий, но к сотрудникам журнала относится с уважением. Или с его секретарём Суходольским Валерием Фёдоровичем. Кто-нибудь из них внесёт твою фамилию в список очередников. Адрес АХО возьмите, – перешёл вдруг Миронов на «вы», – у секретаря редакции полковника Обухова. Вопросы есть? Нет? Тогда в путь, – и уткнулся в рукопись.