Шрифт:
– Паци… чево?
– Умиротворяющий. Я против войн и насилия…
– В ресторане кто дрался с?…
– Мы дискутировали.
– Додискутировался, скубент. Скажи спасибо, что с офицерьём дрался, а не с нашими. Так офицериков к стенке, этого и барышню в лагерь на перековку.
Скорый пролетарский суд закончен, уставший чекист потянулся, зевнул и продолжил наслаждение морковным чаем. Во дворе раздались беспорядочные выстрелы. Цербер революции бил когтистой лапой по черепушке заумной части общества. Надоели её полемики, поэзии, романсы, салоны и прочее мещанство. Некогда с вами тары-бары разводить. Не желаете добровольно работать на пролетарское государство, не надо… работайте по принуждению: лопату в руки и: «Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит…»
Лопата, кирка, лом, тачка – инструменты перековки недругов советской власти в… её непримиримых врагов… если выживут.
К исходу третьего года заключения Коншин отощал, покрылся коростой, смирился с мыслью, что человек смертен. Жизнь уже не представлялась некоей особой ценностью, за которую необходимо во что бы то ни стало цепляться. Спокойно и обыденно зэк влился в тихую стайку доходя: грелся у титана, подлизывал тарелки, кастрюли, сосредоточенно рылся в помойке, обсасывая рыбьи головы, вернее кости от рыбных голов. Доходяг, из гуманных соображений, на общие работы не гоняли… не хватало, чтоб по пути подохли. С мертвяком по пути канители не оберёшься, отвлекай конвой или ищи труп на обратном пути, а его, может, снегом занесло, может, волки или собаки утащили… Начальство решит, что сбежал, что не досмотрели, пиши рапорт. А когда конвоирам рапорта писать, коль и так людей не хватает? То-то и оно, людей, не зэков, конечно, беречь надо. А доходяги пускай уж в жилой зоне, под присмотром околевают, тут и врач есть: если что, засвидетельствует смерть, бумагу оформит, грамотный, поди, до лагеря главврачом служил. Другие зэчата сволокут в сарайку… Николай понимал, уже скоро, максимум через неделю, и его оттащат… Жизнь хороша, в любом состоянии, но умирать легче, когда организм истощён и не сопротивляется. Прижавшись спиной к тёплому чану, разговариваешь с человеком обо всём, прежде всего о хорошем. Незаметно засыпаешь, а он всё говорит… Приятно засыпать под чей-то рассказ о путешествии по горам, о неземной красоте балета, о… Просыпаешься, рассказчик уже мёртв, лицо застыло с блаженной улыбкой на устах, тело не распрямляется. И не надо его распрямлять, там, в сарайке, почти все такие… сидячие. И в общую яму некоторые так падают, что как бы сидят, другие лежат, поджав колени. Археолог, профессор Самсонов утверждал, что на востоке в сидячем положении хоронили только вождей и правителей. Тело его упало в яму на бочок, видимо их род не был знатным. Не важно, как и где похоронят, важно другое – отойти в благости…
С очередным этапом в ОЛП (Отдельный лагерный пункт) пригнали Строителева – однокурсника Николая по университету. Алексей только год мытарил, силы и большевистский задор ещё не иссякли. Совершенно случайно он узнал в полустертой человеческой тени бывшего фаворита золотой студенческой молодёжи – господина Коншина. В стенах Alma mater они не очень-то поддерживали отношения, даже недолюбливали друг друга. Николай – пофигист и умница, Лёшка – глуповатый романтик-революционер, бескорыстный ратоборец за освобождение трудового народа. Организовывал всяческие сходки, студенческие митинги… Освободил, за что и посадили. Пролетариат-то один, а борцов за его освобождение много, всем места на арене битвы не хватает, вот и попросили Строителева подождать до лучших времён, лет этак… десять… с гаком вольного поселения до особого указа, а там видно будет. Но не тот человек большевик Алексей Строителев, чтоб безропотно сдаться судьбе, даже по приговору ослеплённой бюрократами пролетарской Фемиды. Приносить пользу обществу можно и в заключении, не зря же учился в университете. Первым делом Алексей принялся за доходягу Коншина. Нечего помирать, надо делом заниматься, уголь искать, руду, бокситы. И хотя Алексей в геологии, как и в других прикладных науках, смыслил немного, но в людях толк знал. Он помнил бурную реакцию профессуры на статьи Коншина о прогрессивных методах поиска полезных ископаемых. Как тогда всполошились ретрограды, о, бумажные души! Раз буржуазная профессура так ощетинилась, значит Коляша прав.
Под воздействием дружеской заботы и улучшенного питания, доходяга начал подавать признаки прежнего интереса к биологической активности собственного тела. Тем временем, Алексей вёл работу с лагерным начальством за возвращение к жизни ещё пяти дистрофиков, но, то ли из-за слабого здоровья, то ль по другим причинам, трое из пяти отправлены в сарайку, и, после достижения ровного счёта в сотню трупов, партия тел была предана мёрзлой земле. Сарайка приготовилась к приёму очередной сотни. Коншин, к счастью, в рядах претендентов на свободные вакансии общей могилы уже не состоял. Его зачислили в состав бригады геологов под научным руководством заключённого Алексея Строителева. Первопроходцы-искатели готовились к дальней экспедиции, за Полярный круг.
В начале мая, три тяжёлые весельные лодки отвалили от крутого берега и пошли вниз по течению реки – на север. Зэки взялись за вёсла и, не веря своим глазам, взирали на медленно удаляющуюся колючую проволоку, вышки, бараки. Темп гребли нарастал, нарастал, нарастал… пока жуткие очертания не скрылись за весенней дымкой… Бросив весло, Николай закричал, что было мочи: «Ура-а-а!» Остальные заключённые, со слезами на глазах, подхватили. Вопили недолго, ликование прервал выстрел из последней лодки. Стрелял боец Деревягин, нёсший полную ответственность перед партией, страной и органами за неусыпную охрану заключённых – врагов советской власти. Второй стрелок Тюрин, находился в первой лодке и по молодости, по неопытности кричал вместе с заключёнными, за что вечером получил замечание от старшего, закалённого в классовых боях товарища Деревягина.
– Ты, это, Тюрин, чё с имя-то блажил? Не забывай, кто оне и кто мы…
– Дак известно, люди.
– Люди, говоришь,.. люди то люди, токмо разные. Оне нам враз бошку свернут, коли случай представится… Буржуазия, офицерьё, им простой народ, что скотина тягловая. Собаки они шелудивые, зря их выпустили. Моё дело телячье, но я бы их, на зоне гноил…
– Умные они, учёные.
– А мы, значится, дураки?… Я, вона, читать могу и считать,… до тысячи.
– До тысячи!
– А то!… Не глупее твоих учёных. Вот такие, как энти, народ дураками представляли. Теперь посмотрим, какие мы дураки.
– Они чё искать-то собрались?
– Пёс их поймёт, золото вроде. Врут, поди. Но ты, на всякий случай, смотри в оба, чтоб не утаили, коли найдут.
– Я, Фёдор, золота в глаза не видел.
– Да блестит оно, как алтарь в церквах, а тута песком лежит…
– Песком!
– Собирай, знамо, в мешки и отправляй…
– Как же мы отправим, в лодках-то места мало?
– Как, как… Пароход вызовём… с баржой.
– С баржой!
– Главно, не упустить момент… Как найдём золотишко-то, зеков по рукам и ногам свяжем. Случай чего, в расход… Вот так Тюрин, это тебе не шти лаптём хлябать, меня слушай, не пропадём. Они учёные, но и мы, поди, не пальцем деланы, смикитим, что да как.
Поиск минералов в полевых условиях вести несложно. Собирай образцы, лучше в местах выхода пластов на поверхность, классифицируй собранное, записывай в журнал, отмечай на карте… Более подробно сие занятие описали древние мудрецы, ещё подробней отражено в тысячах трудов современных геологов и уж совсем досконально будет обрисовано в будущем, но точного ответа, точной рекомендации, как найти полезное ископаемое в том или ином конкретном случае, никто не даст…
Пользуясь положением старшего, Деревягин решил, что ему следует руководить и поисковыми работами. Однако, к великому огорчению Деревягина, золотопесчаной пустыни за ближайшим поворотом реки не встретили… Покрикивая, поругивая нерадивых, начальник присматривался к каждой песчаной косе, усмотрев нечто, командовал причалить. Ушлые зэки, просекли чаянья новоиспечённого изыскателя и включились в игру. Показывая очередную песчаную отмель, с издевательскими ухмылками пробовали лопаты на ноготок, перетряхивали пустые мешки. Деревягин задумался, задумался и затаился. Не ровён час, не найдут они золотой песок, кто отвечать будет?… «Не-е-е, я не дурак, я не Тюря безграмотная!… Пускай пыль лагерная, золото ищет, наше дело государственное, – охрана. А уж коли найдут, не пропущу и по возвращению доложу, как следоват».