Горел костер, горел огонь под коптильней. Народ потихоньку расслаблялся. На столе уже стояли всяческие закуски, салаты, порезана была колбаса и ветчина. Несколько бутылок со спиртным дожидались своего часа. ПалФед с Олегом и Федором уже приняли грамм по пятьдесят за удачную уху и готовились повторить за не менее удачное копчение.

– Вы там особо не частите!
– строго их предупредила Галина.
– Мы еще не готовы.

– Это мы только что бы ля промочить, - ответил Федор.
– Я тут гитару взял. Шас спою!

И действительно, взяв гитару очень даже хорошим голосом запел митяевскую "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались".

А Женька в тоже время достал из кана марлевый мешок с рыбой, отнес его в урну и стал класть куски уже рыбного филе, предварительно закинув туда несколько картофелин, лук и морковь и добавив свих каких-то специй. Некоторые утверждают, что в классической ухе картофель как бы лишний. Но тут как говорится на вкус и цвет. Мне, например, так больше нравится, чем с перловкой, манкой, пшеном или какой-либо иной крупой.

– Еще минут двадцать и можно приступать к ухе, -объявил он.

– У нас тоже через двадцать минут рыба в коптильне приготовится.
– ответил Олег.

Действительно через двадцать минут Женя снял с помощью Федора кан с костра. Аккуратно поставил его на землю. Плесканул в уху добрую рюмку водки и загасил в ней горящую головешку.

– Все. Готово. Через пять минут будем пробовать!

Олег с Пашей тоже сняли коптильню с огня. Открыли крышку и над поляной поплыл непередаваемый запах копченой рыбы. Здорово!

Все расселись за столом. Наполнили кто чем свои рюмки. Первым слово взял Женька.

– Ну, долго говорить не буду. Спасибо тебе Макс за то, что сумел-таки нас сюда вывезти. Такой красоты и такой рыбалки давно не видел. За тебя, дружище!

– Спасибо конечно, Жень, -ответил я, - но как-то моей особой заслуги в этом нет...

– Не скромничай, дорогой мой хороший, - это уже Пашка присоединился.
– Женька все правильно говорит. За тебя!

Выпили, закусили кто чем. И тут Галя начала заниматься розливом по тарелкам ухи. Ну перед ухой само собой тост за успешную рыбалку. Вкус свежесваренной ухи был просто поразительным. Не заметил, как опустела первая тарелка, а руки сами потянулись за добавкой. Вторая закончилась не менее быстро. И только третья стала смаковаться, позволила в полной мере насладиться прекрасным вкусом. Ребята тоже не отставали. Видно было, что женькино произведение кулинарного искусства реально идет на ура.

Через некоторое время отвалившись от стола, Женька сказал

– Док! Давай нашу сыграй что ли...

– Жень! Какой из меня музыкант! Ты же знаешь!
– начал отнекиваться я.

– Знаю. Но тем не менее давай спой.

– Тем более, что третий тост, - поддержал Женьку ПалФед.

Ну что с ними поделаешь. Третий тост святое. Я попросил у Федора его гитару. Провел пальцами по струнам. Я не умею играть на гитаре. Да и певец из меня никакой. Но эту песню я знаю и как петь и как играть. Единственную песню. И вот изображая на гитаре мелодию What can i do Криса Нормана я запел:

– По дорогам крутым сквозь огонь и туман

В гору катят Зилы надрывая кардан.

Автоматы в руках, передернут затвор.

Коль остался в горах так молись на мотор.

Афганистан, Афганистан...

Ни одна мать старушка зальется слезой. Афганистан...

Я не знаю кто автор этой песни. Она как бы сама возникла из ниоткуда. И первый раз я ее услышал в восемьдесят первом году еще В ТОЙ УЧЕБКЕ. И назвать ее эталоном как в стихотворном, так и музыкальном смысле вряд ли можно. Но то что сочинили ее с душой- это факт.

– А шофер держит руль. Только сердце стучит.

Впереди перевал, а на нем басмачи.

Не отстать от своих, когда день и светло.

Только пули свистят в лобовое стекло.

Афганистан. Афганистан...

Ни одна мать старушка зальется слезой. Афганистан...

Слышал я много вариантов исполнения этой песни. Удачных и не очень. Одно их объединяло- это неугасающая боль от прожитых лет в далекой стране. Вон у Галины даже слезы навернулись. Они ведь с Женькой тоже в горах познакомились. Только уже в наших, на дурной никому не нужной войне. А какая война не дурная?

– А в родимом краю вновь сады расцвели.

И тепло, и светло от российской земли.

Ждите девушки нас, Мама вытри глаза.

Мы ведь живы еще, мы вернемся назад!

Афганистан. Афганистан...

Ни одна мать старушка зальется слезой. Афганистан...

Я закончил петь. Встал. Налил себе полную до краев рюмку водки.

– Ну за пацанов. Не чокаясь. И влил в себя эту рюмку совершенно не почувствовав вкуса.

Все тоже встали и не чокаясь выпили.

– Ладно, ребят. Мертвое мертвым, а живое живым.
– сказал я.
– Федор! Давай что - ни будь повеселее. Про врачей. Розенбаума. Сможешь?