– Как это... Непередаваемо полно, что ли... И необыкновенно красиво...
– произнес Антон, смотря через балконную дверь во двор, где под сенью листвы берез начала лета, еще не успевших напитаться городской пылью, играли в песке соседские дети.

– Ты о чем?

– Да, так. О сепии, - задумчиво и непонятно произнес он.
– И вообще...

– Какой сепии?

– Попадешь к нам, узнаешь!
– он отошел от окна.
– Да-а. Натворили мы дел!

– Хорош комплексовать!
– не пошел я на поводу его меланхолии.
– Натворили - растворим. Делов-то!

Антон улыбнулся.

– Как у тебя все просто! Я так не умею!

– Научишься! Здесь, вам не тут. Здесь не задницу в голове иметь надо, а понятие представлять, как говорил мой старшина. Сам про Окамма вспоминал, так, что не множь сущности. Будет день, будет пища! Ну, а не будет, то и нехай подавятся!

Квартира порадовала чистотой, видимо мама часто наведывалась ко мне и наводила порядок. Даже в холодильнике стояла бутылка минералки и пара банок консервов.

– Не маячь, Тоха, возьми водички, да присядь вон, на диван...

Все, что мне нужно было сделать - это зайти в МЛМ и перебросить туда остатки библиотек и всего прочего софта, как можно больше. Не знаю, как там все будет происходить при отделении Мира, и уцелеет хотя бы что-нибудь, но, как говорится, - запас в жужу не имет! Никогда не знаешь, что может неожиданно понадобиться в длительной, может быть даже многолетней автономке по мирам и весям. Информации оказалось ожидаемо много. Я запустил копирование и предложил Антону прогуляться к деду с бабой. Только, как его представить им, я не знал.

Приду и скажу: " Это ваш внук"... Абзац.

Расстроятся, запятая, не поверят, запятая, и спишут все на "синдром войны" или контузию, пожалев убогого. Точка.

Совместно, решили представить его моим сослуживцем, "побратимом", как стало модно нынче говорить.

Антон слегка нервничал, как я понял, перед посещением дедушки и бабушки, и чувствовал себя не в своей тарелке, потому решил подбодрить его:

– Не дрейфь! Я уверен, ты им понравишься, как и они тебе!

***

С первого взгляда было видно, как за время, проведенное мной на войне, постарели мои родители. Мама, не веря своим глазам, с самого порога встретила слезами и, прижимаясь к моей груди, плакала навзрыд. Из ее причитаний я понял - им два дня назад сообщили из военкомата о моей пропаже без вести. Ага, как же, без вести. Знают они все наверняка, твари! Выразили сочувствие, а соболезнования сказали выражать преждевременно. Мол, всякое бывает, возможно через неопределенное время, еще объявлюсь как снег на голову. В принципе, не соврали. Только не их молитвами.

Отец молча, улыбаясь, сильно прижал меня к себе, и мы простояли так несколько долгих секунд, обнявшись. Лишь, когда он меня отпустил, я заметил, как по его гладко выбритой щеке стекает предательская слезинка.

– Колючий ты, как дикобраз! Почему не брит?
– скрывая смущение, отчитал он меня.

Я только развел руками.

Представил им Антона. Мама убежала на кухню накрывать стол, а отец, рассматривая Антона, сказал:

– У меня такое ощущение, что мы давно знакомы. Вы поразительно похожи на моего младшего брата, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Вам!

Антон только смущенно пожал плечами и улыбнулся.

– Совпадение, наверное...

У родителей мы пробыли до вечера. Я рассказал им о войне. Не все, и не очень подробно - берег их нервы. Предупредил о появившейся необходимости, иногда долго отсутствовать. Нет, мои отлучки не связаны с укрыванием от армии, хотя и это тоже, - на войну я больше ни ногой, или каким-нибудь криминалом, - просто сейчас так надо. О том, что я нашелся и жив, попросил пока никому не говорить. Вообще никому.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - сказал при прощании отец.
– Вообще, конечно, не правильно это, - от долга воинского бегать!

– Нет, - твердо возразил я.
– Нет никакого долга. Не посылала меня страна, границы и земли свои защищать. Тесть мой, несостоявшийся, сунул на лапу кому надо, или сынок его подсуетился, чтобы меня в добровольческий батальон упекли. Сыграли на доверии к людям в форме, прислали офицера из военкомата с контрактом, я его и подмахнул не глядя, на свою голову! Не от государства послали, понимаешь? Олигархами набранный, добровольческий батальон, для защиты своих финансовых интересов. Понимаешь? Один раз, для них я уже умер, брошенный на произвол судьбы на поле боя. А умер, - значит, умер. Точка. Идти сдаваться, чтобы все-таки, умереть по-настоящему? Во имя чего? Чтобы они лишний нолик к своим состояниям приписали? Нет! Тем более, до конца контракта осталось дней десять, от силы.