По существу, настроения многих влиятельных и знатных сановников Империи совпадало с настроениями либеральной общественности. Эти сановники, так же как и либералы, хотели ограничения Самодержавия.

Николай II весьма сомневался в готовности представителей к созидательной работе, в их профессиональной компетенции и пригодности, а также в достаточной преданности Престолу. События первого десятилетия царствования лишь убеждали его в этом. Поэтому 12 декабря 1904 г. Император Николай II вычеркнул из проекта указа пункт о назначении в Государственный Совет выборных от земств. По мнению С. С. Ольденбурга: «Государь отказался от расширения местного самоуправления, опасаясь, что этим Он бы усилил стремление к ограничению Царской власти. Он как бы проводил в жизнь новую формулу: по мере возможности удовлетворять все те требования реформ, которые не влекут за собою политических последствий» {718} .

Но была ещё одна причина, по которой Государь не хотел усиливать позицию земств. Эта причина была напрямую завязана на определении стратегического направления развития страны.

Император Николай II вступил на престол при полном внешнем спокойствии, чего нельзя было сказать обо всех его ближайших предшественниках, не говоря уже о государях XVIII столетия. С. С. Ольденбург считал: «Император Николай I, вступая на престол, должен был сломить революционный заговор гвардейского офицерства. Император Александр II начал царствовать в дни Крымской войны, Император Александр III принял власть после злодейства 1 марта, среди смуты, которая тогда казалась грозной. Правление Государя Николая Александровича начиналось в дни затишья; но еще никому из Его державных предшественников не приходилось принимать не себя такого огромного, тяжелого бремени, такой сложной задачи» {719} .

Особая сложность заключалась в первую очередь в том, что к началу XX в. в России постепенно складывалась внутренняя ситуация, при которой ни одна из политических сил не поддерживала безоговорочно Самодержавие. А. Н. Боханов пишет: «Существовавшая строгая административная вертикаль власти вела к тому, что все, так или иначе, замыкалось на пик иерархической пирамиды, на самого монарха. Всякое сколько-нибудь значительное решение почти на любом уровне в конечном итоге санкционировалось Царём. Эта система, работавшая эффективно не одно столетие, начала давать заметные сбои как раз в период правления Николая II. Суть дела состояла не в том, “хорош” царь или “плох”, имелась у него “сильная воля” или нет. Исторические возможности монархического авторитаризма подходили к концу. Время ускоряло бег, социальная природа общества усложнялась, что требовало быстрых, оперативных решений, развития полицентризма и инициативы снизу. А это вступало в принципиальное противоречие со сложившейся практикой, возможностями самодержавной системы, жизнестойкостью империи. Эту трагическую дилемму должны были решить еще реформы Александра II. Но не решили. Следующая попытка пришлась на время Николая II, уже в XX веке» {720} .

В условиях стремительно развивающегося XX в. эта архицентрализация, оправданная еще 30 лет тому назад, становилась неадекватной новому времени и чрезвычайно тяжелой для Императора, от которого требовалось нечеловеческое напряжение сил при решении всего круга проблем. Но при этом «разгрузка» этой централизации была чревата большими сложностями и опасностями. Решаться на нее надо было крайне осторожно, после тщательного анализа и постепенно, чтобы не нанести вреда целостности страны и основам государственного строя.

Николаю II было необходимо определить стратегическое развитие страны на ближайшие десятилетия, от которого во многом зависело её будущее. Дело сводилось к вопросу, какой путь должен стать для России приоритетным: индустриально-промышленный или аграрно-патриархальный?

К началу XX в. в большинстве европейских государств и США происходил процесс автоматизации промышленного производства. Произошла замена основного вида энергии. В конце XIX столетия наступила «Эпоха электричества». На заводах всё шире применялись станки с электроприводами, полуавтоматическими и автоматическими узлами, увеличилась скорость и точность обработки металлов. Значительный рост производительности труда в промышленности был обусловлен широким внедрением новой техники и повышением квалификации рабочих. Стал использоваться конвейер. Появились гидроэлектростанции (Ниагарская ГЭС в США), получили распространение высокоэффективные и компактные двигатели внутреннего сгорания, работающие на бензине, затем двигатели немецкого изобретателя Рудольфа Дизеля на более дешёвом тяжёлом топливе. Это резко увеличило спрос на нефть и стимулировало усовершенствование средств и способов увеличения её добычи и переработки. Способы производства принципиально усовершенствовались – печь французского металлурга Пьера Эмиля Мартена, конвертер при сильном дутье английского инженера-изобретателя Генри Бессемера, процесс обесфосфоривания металла. Прогресс техники приобрёл значение научно-технического прогресса, в котором непосредственное участие стала принимать наука, в том числе фундаментальная {721} . В мире возникло высшее техническое образование, в 1870-х гг. в Германии и США появились первые втузы.

К концу XIX – началу XX в. значительно усилилась роль капиталистических монополий, которые стали играть ведущую роль в экономике. В результате в зависимости от монополий и от финансовой олигархии крупнейших капиталистических держав Запада в той или иной степени оказались почти все другие менее развитые страны.

Объединение Германии создало единый внутренний рынок Второго рейха, который включал в себя богатые железной рудой завоеванные у Франции провинции Эльзаса и Лотарингии. Вместе с углём Рейнской области они создали мощную топливно-металлургическую базу германской промышленности. По объёму промышленного производства Германия вышла на второе место в мире после США. Ведущую роль в германской экономике играли «Рейнско-Вестфальский каменноугольный синдикат» и «сталелитейный завод Фридриха Круппа», производивший знаменитые артиллерийские орудия. Протяжённость немецких железных дорог возросла в 30 раз.

В США огромный скачок в промышленном производстве стал возможен благодаря широкому использованию притока капитала из Европы (только в 70–80-х годах XIX в. 3 млрд долларов), массовой иммиграции европейских рабочих (ехали самые волевые и работоспособные, в 80–90-х годах XIX в. 14 млн человек), широкому использованию новейших научных открытий и внедрению множества изобретений. К концу XIX в. США вышли на первое место в мире по выпуску основных видов продукции и общему объёму производства. В 1893 г. промышленник Генри Форд создал свой первый автомобиль, а через 20 лет США уже выпускали более 1,5 млн автомобилей в год.

Тем временем к началу XX в. Россия продолжала оставаться страной аграрно-индустриальной со значительным преобладанием сельскохозяйственного производства, в котором по ряду позиций (сборы пшеницы, ржи, льна, пеньки и др.) она занимала лидирующее положение. Производство продукции на душу населения в России было более низким, чем в целом ряде европейских аграрно-индустриальных и индустриально-аграрных (Великобритания, Германия) стран.

Следует, конечно, иметь в виду, что, в отличие от западноевропейских государств, колониальные владения которых были отделены от метрополий морями, Россия представляла собой Империю, в которой в едином государственно-территориальном комплексе оказались слиты развитые и слабо развитые территории. Около 9/10 промышленной и земледельческой продукции Российской Империи приходилось на ее европейскую часть. Однако и с этой поправкой следует признать, что Россия к началу XX в. только начала переход к индустриальному обществу.