Он зачерпнул китайской «громовой смеси». Сам подскочил вплотную к коню противника. Левая рука мертвой хваткой вцепилась в поводья. Бурцев повис на них всем телом, не давая всаднику вновь поднять животное на дыбы и укрываясь за лошадиной шеей от меча куявца.

Потом все было просто. И быстро.

Он пихнул в конскую морду жмень пороха. И отпрянул назад.

Грязно-серое облачко окутало голову животного. Тяжелая пыль забилась под стальную маску-налобник, попала в глаза, в ноздри, в пасть. Едкая смесь, сдобренная кровью, залепила морду рыцарского коня. И конь взбесился.

Нет, князь, не упал. Мастерство опытного наездника позволило ему удержаться в разбитом седле. Но и остановить полуослепшего, обезумевшего от боли скакуна Казимир не смог.

Конь не реагировал ни на шпоры, ни на повод, раздиравший пасть, ни на злые окрики хозяина. Он несся прочь, отфыркиваясь и отплевываясь «громовой смесью».

Примеру князя тотчас же последовала его свита. Рыцари, оруженосцы и кнехты торопливо разворачивали лошадей. Неожиданный маневр Казимира в сторону леса был воспринят ими как сигнал к отступлению. Новгородцы и лучники Барангула навалились на противника. Но опасность-то сейчас была в другом!

— Факельщики! — надсадно заорал Бурцев. — Отсекайте факельщиков! Не подпускайте их сюда.

Кричать пришлось дважды — по-русски и по-татарски.

Слава богу, дошло! Русичи и бурангуловцы обратили наконец взоры туда, куда он указывал, — на всадников с факелами. Те тоже намеревались проскочить вслед за своими панами мимо потрепанной баррикады из кожаных мешков. Поляки размахивали факелами, отгоняя противников. Огненные брызги летели во все стороны. Одна такая искра в пороховую кучу — и победа над куявцами станет пирровой.

— Вперед!!! — Бурцев подхватил с земли монгольское копье с бунчуком и первым бросился навстречу поджигателям.

Его услышали. И его послушались. Наверное, потому, что больше в этой суматохе слушать было просто некого, а развевающийся над головой Василия бунчук доходчивее всяких слов указывал направление атаки.

Стычка произошла буквально в нескольких шагах от пороховых россыпей. Противостоять пешему, но превосходившему по численности врагу конные факельщики не смогли. Трое несчастных — один новгородец и двое стрелков Бурангула, одежды которых особенно сильно пропитались кровью и порохом, сами превратились в мечущиеся живые факелы и были затоптаны польскими лошадьми. Но уже через пару минут все закончилось: куявцы перебиты, а победители спешно тушили догорающие среди трупов огни. Дмитрий уцелел. Чуть пошатываясь, держа в руках шлем, выдержавший удар Казимирова меча, новгородец подошел к Бурцеву. Из уголка рта унбаши сочилась струйка крови. Правый ус и добрая половина пропыленной порохом бороды уже окрасило красным.

— Ну, как ты, Дмитрий?

Десятник хлопнул его латной рукавицей по плечу — той самой рукавицей, которой при первом знакомстве так славно заехал Бурцеву в зубы.

— Наш новгородский шелом куявскому мечу ни в жизнь не пробить, — оскалился Дмитрий. — А уж клинок, который проломит голову мне, — тот и подавно не выкован.

Бурангул тоже оказался живучим. И везучим: доспехи смягчили чудовищный удар конских копыт.

— Бывало и похуже, — заверил кочевник Бурцева.

— Ну, спасибо, что выручили. Если б не твой щит, Дмитрий и не твоя сабля, Бурангул…

— Да ладно тебе, — отмахнулся новгородец. — У нас в бою завсегда так, правда ведь, Бурангулка?

Сотник серьезно кивнул.

— Духи огня сегодня милостивы к нам! Они не тронули громовую смесь!

О, сам Кхайду соизволил явиться! Милостивые духи огня, значит? Вот как запросто все объясняется у могущественных ханов.

— Но без воинской доблести милость духов оказались бы не столь очевидной. — Кхайду словно угадал мысли Бурцева. — И доблесть будет вознаграждена! Твоя доблесть — в особенности, русич Вацалав. Я видел твой подвиг. Я доволен им.

Хан в боевом облачении величественно восседал на крепком коньке. Позади сгрудились нукеры личной гвардии, все в седлах, все при полном вооружении. Когда они только успели влезть в свои чешуйчатые панцири? Был, впрочем, в свите хана и один бездоспешный человечек — желтолицый Сыма Цзян. Его узкие глаза заметно расширились, когда китаец измерил взглядом расстояние от затоптанных огней до рассыпанных дорожек пороха. Знаток «громовой смеси» и мастер гильотинирования зацокал языком.

— Надо бы погоню снарядить, — устало произнес Бурцев. — Поляки ушли в лес.

— Знаю, — ответил Кхайду. — Две сотни уже прочесывают окрестности. Скоро к ним присоединится еще две.

Хм. А нам здесь хотя бы одна не помешала. Ох, как кстати, пришлась бы подмога в бою с куявцами. Ведь были же у тебя, хан, готовые к битве нукеры. Вон они — толпятся за спиной.

Проницательный хан вновь понял его без слов:

— Хочешь спросить, русич, почему к вам не пришла помощь?

В данном случае насупленное молчание было знаком согласия. Кхайду понимающе кивнул:

— Поляки слишком близко поднесли свои факелы к громовому порошку. И послать к вам моих лучших воинов означало бы отправить их на гибель. А зачем увеличивать число ненужных жертв? Вы должны были сами бороться за свое спасение. Или погибнуть. Вы победили.