Я уже рассказывал о том чувстве страшной усталости, опустошённости, отвращения к товарищам, ко всякому звуку или движению, которое охватывает бойца после серьёзного боя? Вот и я, вроде бы ничего не делал, просидел всю битву на пенёчке в сторонке на горушке. Чисто наблюдатель. А чувство - будто по всему телу черти горох молотили. И по душе - аналогично.

Первая волна мародёрства, когда сотни бойцов с засеки кинулись на поле, прошла довольно быстро.

Отдельные группки ковырялись по полчищу до утра, какие-то умники пытались даже коней свежевать. В принципе, конская шкура - вещь полезная, дорого стоит. Но кто тащить будет?

По бивуаку метался наш новый "завхоз". Всё пытался понять - что почём можно менять? Приставал с вопросами. Это что - тоже моя забота?!

– - Вот, гля, вот луки ихние притащили, вот гля, ну совсем же целые!

– - Отдать. На кой чёрт нам чужие луки, когда мы свои лучше делаем?

Бестолковый мужик. Вот с Николаем - никаких вопросов не было бы. А с этим...

***

Эх, как бы мне такого найти как Сидор Ковпак? "Дед" был из приказчиков, в Первую мировую получил два "георгия", служил у Чапая начальником трофейной части. Поставил "в строй" десяток трофейных броневиков и красный "паккард" для раненного в бедро Чапаева. В 1942 обоснованно вбросил в партизанские массы один из самых дерзких слоганов: "На иждивении у Гитлера!". А его тактика, столь неожиданная у "завхоза"? С непрерывным движением, с дальними и ближними рейдами.

Впрочем, был бы у меня такой "завхоз" - я бы его сразу командиром поставил.

***

Пойду-ка я лучше "в штаб", к Вечкензе.

Только подхожу к его... вигваму - оттуда выкатываются два... кудати. Вроде бы. Хотя, может, и азоры. Но не панки. Вцепились друг другу в волосы, в бороды и орут.

Рядом часовой. Сидит. Копьём щёку подпёр - дремлет.

– - Это что такое?

– - А... доспех подханка не поделили. Вот и сцепились.

– - Ссора в лагере? Ай, как не хорошо. А что ж не пресекаешь?

– - А... ну их. Деды домов...

Зачем я целыми днями "огрызки" на спине таскаю?
– Вот для этого.

Достал, спорщиков зарезал. Часовой проснулся, стал копьём на меня с перепугу махать. На крик ещё народ выскочил.

– - Воевода! Итить перемать! Ты чего наделал?! Ты почто добрых кудатей порезал?!

– - Вашу работу сделал. Было уговорено: в походе ссор не устраивать. Было? Они ссориться стали. Уговор нарушили. За это смерть. Было уговорено, что добычу делить после похода? Поход не закончен, они делят. Опять измена. Вопросы есть?

"У матросов - нет вопросов". У эрзя - тоже. На шум, на громкие слова, на истерику - ещё сорваться могут. На серьёзное рукомашество... выдохлись все.

Самород из вигвама высунулся, рукой машет, зовёт. Внутри сидит на лежанке полуголый Вечкенза, чуть прикрытый какими-то шкурами. Характерные синие полосы по телу. Доспех - сабельный удар выдержал. Но били сильно - поддоспешник от синяков не спас.

Смотрит остановившимися глазами в огонь, лязгает зубами и дрожит.

– - Эта... ну... а нету у тя... огненной воды? А? Хоть чуток?

Почему-то, ребяты, я такой поворот предвидел. Целая фляжка с собой.

Разлили, дёрнули. Вечкенза сидел, смотрел на огонь, молча дёргал губами. Гримасничал как-то наискосок... Потом брык - на бок.

Самород прикрыл его тулупами, стал рассказывать. Как перед боем ему пришлось зарубить двоих... паникёров. Как во время боя, когда половцы выбрались на гребень засеки и пошла уже резня "грудь в грудь", Вечкенза уцелел чудом, провалившись "с головой" в дырку между стволами. Как после боя десяток совершенно потерявших страх и смысл воинов-эрзя кинулись на инязора. И только присутствие ничего не понимающих, тоже озверевших от боя нурманов, позволило Самороду и его подопечному остаться в живых. О начавшейся ещё ночью и нынче чуть затихшей сваре всех против всех из-за добычи. О попытке приколоть инязора копьём через стенку "вигвама" сегодня утром...

Прелести праздника "дня победы". Переходящего в будни победителя.

– - Что я им скажу? Как я могу вернуться?

Вечкенза, по прежнему полуголый, уставившийся взглядом в одну точку, уже сидит, сам с собой разговаривает.

– - Ты скажешь им - "слава победителям"! "Героям - слава!". Ещё по одной? А вернёшься ты потому, что никто тебя не остановит.

Самород рассказывает, и с меня слетает имитация пофигизма, я понимаю: повтор моего Бряхимовского боя. "Пиррова победа". Победа в форме катастрофы. Только значительно большего размера.

В поход Вечкенза собрал около пяти тысяч воинов. Половина - не пришли к Земляничному ручью. Кто-то успел ускользнуть в лес, спрятался, выжил, прошёл через чащобы... Наверняка - немногие. С полтысячи? Остальные - полегли в Степи под саблями озлобленных степняков, замёрзли в сугробах, остались лежать на пепелищах разгромленных становищ.

Из трёх тысяч бойцов здесь, при всех моих гениально-стратегических вывертах и подпрыгах, фортификационных сооружениях, сценическом искусстве Вечкензы, случайной удачи в виде пленённой княгини и влюблённого в неё хана, превосходстве бронной конницы, отряде очень хороших стрелков... При всём этом, полтысячи эрзя - погибли в бою. И ещё полторы - умрут в ближайшие дни! У эрзя нет военно-полевой медицины, мы не можем оставаться здесь, а тащить раненых в мороз, по снегу за сотни вёрст...