Что нормальной геральдики ещё в природе нет, что местные в ней понимают не больше, чем в авокадах - неважно. И так всем ясно: к вам, ребята, пришёл пушистый полярный лис. Который омоет лапы в вашей крови.

Здоровенные, пускающие солнечных зайчиков шлемами и наплечниками, "песцы" с обоюдоострым и длинномерным в руках, покрасовались, потоптались, обустраиваясь в сугробе, и интересуются:

– - Татысь нюлэс куараос сы?е юр?ым нош кин та вераське? (А кто это в здешних лесах таким противным голосом разговаривает?)

Всю дорогу учили. Выучили.

Лесной народ от таких знаний в таком исполнении - дуреет. А тут уже и наш переводчик прибежал, скромненько из-за щитов выглядывает, уместные вопросы задаёт:

– - Пудолэсь тазалыксэ? Нош кышноез? (Здоров ли твой скот? А жена?)

Дальше уже можно разговаривать, вести торг, обмениваться новостями и заниматься "приголубливанием". В направлении "Каловой комбинаторики".

"Каловая" - не по цвету или консистенции, а по месту первой публикации - Каловой заводи на Оке. "Выберите любые два из трёх".

Сигурд очень хорошо показал себя, с большой частью своих людей, в битве у Земляничного ручья. Нурманы дорвались до своего любимого дела: сечи в ограниченном пространстве. Бой на засеке, с противником за которым не надо гоняться - сам к тебе прибегает, мечный, близкий, "грудь в грудь" - позволял в наибольшей мере проявить их преимущества: превосходство в вооружение, в выучке, в длине рук и клинков, в силе удара. Бесстрашие и ярость.

Славно бились.

На обратном пути, посреди заснеженной равнины, покачиваясь в седле, едучи рядом со мной, выдирая из усов и бороды сосульки, Сигурд вдруг спросил:

– - Думаю, как лёд сойдёт, отвезти жену к её отцу. В Гданьск. Что скажешь?

– - Думаю... Если просто отвезти - глупость. Если перебраться в Гданьск и там обустроиться, то... Тебя и твоих людей мне будет не хватать. Но - понимаю. Чем смогу - помогу. И - сразу, и, коль бог даст - и после.

Хорошо, что он не стал затягивать с этим разговором. Потому что мне уже доносили. О беседах, которые он ведёт с разными людьми.

Далеко не все, пришедшие с Тверским караваном, соглашались отправиться в новое "приключение". Кто-то - умер, кто-то - прижился. Но собственно нурманы собирались идти со своим ярлом в новый поход.

Глава 475

Одним из таких "исходников" был Харальд Чернозубый.

Жаль - мужик разумный. И, что нечасто среди нурманов - универсально коммуникабельный. Способен нормально общаться и с русскими поселенцами, и с вадавасами, и с лесовиками-марийцами.

Теперь он торчит у дверей, маковкой под потолок, смотрит на меня настороженно и... пованивает. Честное слово - от него тухлятиной несёт! Может, заболел чем-нибудь... гнилостным?

Так чего ко мне?!
– Прямо б к Маре топал.

Точильщик заметил, как я принюхиваюсь, поморщился, махнул Харальду рукой. Тот отодвинулся в сторону, из-за его спины высунулись два лесовика. Мари. Похоже - из западных тукымов. В возрасте. Шапки сдёрнули, упали на колени. Лбами в пол. Ловко так. Навык есть. Откуда?

Постояли с поднятыми задницами и принялись, бормоча что-то на своём наречии, разворачивать какой-то тюк. Три слоя дерюги и... Вот оно, блин!
– что так воняет!

Аж слезу прошибло. Это уже не "блин", это уже настоящий... факеншит!

– - Господин Воевода Всеволжский! Сии мужи добрые есть людишки твои малые, пришедшие к тебе с челобитием на ворогов-татей, кои их селения пограбили, людей побили, скотину угнали... А сиё есть тебе подношение скромное. Не побрезгуй - прими невелик дар. От нищеты их лесной, от темноты да от бедности. Соблаговоли, отец родной, снизойди к нуждишкам малозначащим.

Ишь как... заворачивает! А Точильщик-то... поднабрался слов разных. Поход в Рязань - на пользу пошёл, словарный багаж расширился с одного раза.

Какой переимчивый парень! Может, мне его к халифу багдадскому заслать? Глядишь - и языков по дороге выучит.

Если бы я сам нечто похожее князю Андрею в Боголюбово не заправлял - сильно бы удивился. А так... но есть интересные обороты - надо запомнить.

– - Излагай. Внятно.

Точильщик, прикрыв глаза и умильно облизываясь от предвкушения "сладких речей", собрался, было, продолжить своё "верноподданное песнопение", но, взглянув на меня, поперхнулся. И продолжал уже нормальным языком.