А еще Константин Никонович рисовал иконы. Такие иконы люди еще не видели, они словно вышли из — под пальца Бога, чтобы благословить испорченный мир. Его иконы уже копировали в монастырях северной Руси, и шпионы Алексея рассказывали ему о мятежных толпах, о женщинах, что рыдали, целуя нарисованные лики.

Эти слухи тревожили митрополита.

— Я избавлю Москву от этого златовласого священника, — сказал он себе. — Если его так любят, его голос может настроить людей против князя.

Он думал, как с этим разобраться.

Пока он думал, прибыл гонец из дома Петра Владимировича.

Митрополит сразу вызвал его. Гонец прибыл, все еще в пыли и уставший, пораженный блеском вокруг. Но он встал прямо и сказал:

— Отец, благослови, — он лишь раз запнулся.

— Господь с тобой, — сказал Алексей, рисуя крест. — Скажи, что привело тебя так далеко, сын мой.

— Священник Лесной Земли скончался, — объяснил гонец, сглотнув. Он ожидал, что будет рассказывать о деле не такому важному человеку. — Славный отец Семен ушел к Господу, и мы остались на произвол судьбы, как сказала госпожа. Она просит прислать другого, чтобы мы не пали в дикость.

— Что ж, — тут же сказал митрополит, — ваше спасение уже близко.

Митрополит Алексей отпустил гонца и послал за Константином Никоновичем.

Юноша прибыл к нему, высокий, бледный и румяный. Его темная мантия оттеняла красоту волос и глаз.

— Отец Константин, — сказал Алексей, — вас призвал к заданию Господь.

Отец Константин промолчал.

— Женщина, — продолжал митрополит, — сестра Великого князя, прислала гонца с просьбой о помощи. Его деревня — стадо без пастуха.

Лицо юноши не переменилось.

— Вы отправитесь помочь ей и ее семье, — закончил Алексей, улыбаясь с милосердием.

— Батюшка, — сказал отец Константин. Его голос был таким низким, что это пугало. Слуга рядом с Алексеем охнул. Митрополит прищурился. — Это честь. Но у меня уже есть работа среди жителей Москвы. И здесь мои иконы, которые я нарисовал для величия Бога.

— В Москве нас много, — ответил митрополит. Голос юноши успокаивал и пугал одновременно, Алексей с опаской смотрел на него. — И никто не остался у душ в той глуши. Нет, это должны быть вы. Вы уезжаете через три недели.

«Петр Владимирович чувствителен», — подумал Алексей. Год на севере убьет этот мятеж или хотя бы притупит его. Лучше, чем убивать его, иначе люди растащат его плоть на реликвии и сделают его мучеником.

Отец Константин открыл рот. Но он заметил взгляд митрополита, твердый, как кремень. Стражи стояли по бокам, за дверью их было еще больше, и у них были большие алые пики. Константин подавил ответ.

— Уверен, — тихо сказал Алексей, — что у вас много дел перед отъездом. Господь с тобой, сын мой.

Константин с белым лицом, кусая губу, склонил голову и развернулся. Его тяжелая мантия затрепетала и хлопнула за ним, он покинул зал.

— Вот и выход, — пробормотал Алексей, хоть ему было не по себе. Он налил квас в чашку и выпил залпом.

* * *

Летом дороги поросли травой и высохли. Солнце мягко светило на сладко пахнущую землю, после слабых дождей в лесу сверкали цветы. Но отец Константин не видел этого. Он ехал рядом с гонцом Анны, его губы белели от гнева. Его пальцы болели, желая кисти, оттенки и дерево в прохладе его комнаты. Он тосковал по людям, их любви, жажде и робкому рвению, к тому, как они тянули к нему руки. Митрополит темнил. И теперь его выгнали, потому что люди любили его.

Что ж. Он обучит деревенского мальчишку, назначит его на место и вернется в Москву. Может, отправится южнее в Киев или на запад в Новгород. Мир был большим, и Константин Никонович не собирался гнить на ферме в лесу.

Константин неделю кипел, а потом естественное любопытство взяло верх. Деревья становились все больше, пока они забирались глубже в глушь: огромные дубы, высокие, как купола церквей, сосны. Яркие луга становились все меньше, и по сторонам потянулся лес, свет был зеленым, серым и лиловым, тени были густыми, как бархат.

— Какая земля у Петра Владимировича? — спросил Константин одним утром. Гонец вздрогнул. Они ехали неделю, и красивый священник открывал рот только для еды.

— Очень красивая, батюшка, — ответил с уважением мужчина. — Деревья как соборы, ручьи со всех сторон. Цветы летом, фрукты осенью. Холодно зимой.

— А хозяева? — спросил Константин, невольно испытывая любопытство.

— Петр Владимирович — хороший человек, — сказал мужчина с теплом в голосе. — Порой строгий, но справедливый. Народ не страдает.