Шрифт:
Он подается навстречу моей руке, а потом еще раз, и это самое потрясающее из всего, что я когда-либо делал…
Я даже не заметил звуки шагов в коридоре и как открылась дверь. Услышал лишь папин возглас «Ой!» и с шумом захлопнутую дверь.
Отпрыгнув от меня, Себастьян отворачивается к стене и руками закрывает лицо. В этой звенящей тишине я не до конца понимаю, что случилось.
Вернее, понимаю, но это произошло так быстро — буквально за считанные секунды, — что я готов допустить, будто у нас была одна галлюцинация на двоих.
Все это плохо по множеству причин. Я больше не смогу играть в игру «Мы просто друзья!» со взрослыми, сидящими внизу. И теперь, когда нас застукали, меня ждет неслабый нагоняй от одного или обоих родителей.
Но для Себастьяна, разумеется, случившееся гораздо более унизительно.
— Эй, — зову его я.
— Все это плохо, — шепотом говорит Себастьян. Он не опускает руки и не поворачивается ко мне лицом.
Его голая спина — карта из мышц. Я утопаю в противоречивых эмоциях: ощущаю головокружительную радость, что у меня есть парень, и ужас, что этот момент все уничтожил.
— Эй, — повторяю я. — Они не станут звонить твоим родителям.
— Это очень, очень плохо.
— Просто повернись ко мне, пожалуйста.
Он медленно поворачивается и молча ложится на кровать.
Потом издает стон.
— Твой отец нас застукал.
Я беру паузу, чтобы придумать хороший ответ, и останавливаюсь на этом:
— Да, но он, скорее всего, смутился больше нас.
— Сильно сомневаюсь.
У меня были подозрения, что Себастьян не станет рассуждать в таком ключе, но попробовать стоило.
— Посмотри на меня.
Секунд через десять он поворачивается ко мне. Выражение его лица смягчилось, от чего я испытываю такое облегчение, что тянет встать и начать колотить себя кулаками в грудь.
— Все хорошо, — шепчу я. — Он никому ничего не расскажет. Наверное, чуть позже поговорит со мной.
То есть я даже не сомневаюсь, что меня ждет разговор.
Расстроенно вздохнув, Себастьян закрывает глаза.
— Хорошо.
Я наклоняюсь к нему и думаю, он чувствует мое приближение даже с закрытыми глазами, потому что уголки его губ дергаются, будто сдерживают улыбку. Прижавшись к нему ртом, я предлагаю ему свою нижнюю губу, которую он так любит посасывать. Не сразу, но Себастьян принимает предложенное. Сейчас все совсем не похоже на тот лихорадочный жар, но мне достаточно и этого.
Отодвинувшись от меня, Себастьян встает и берет свою рубашку.
— Я собираюсь домой.
— А я хочу остаться именно здесь и никуда не уходить.
Себастьян сдерживает еще одну улыбку, и я наблюдаю, как возвращается на место его привычная маска. Лоб разглаживается, а глаза возвращают свой яркий блеск. На лице появляется беззаботная улыбка, которой я теперь не стану доверять.
— Проводишь меня?
***
Спустя всего пятнадцать минут после ухода Себастьяна в мою дверь стучит папа. Осторожно, почти прося извинения.
— Входи.
Он входит в комнату и аккуратно закрывает за собой дверь.
Я толком не понимаю, должен ли сердиться или же чувствовать раскаяние, и в итоге от сочетания этих чувств мне покалывает кожу.
Папа подходит к моему столу и садится на стул.
— Во-первых, я хочу извиниться, что вошел без стука.
Лежа на кровати, я кладу раскрытую книгу себе на грудь.
— Принято.
— И помимо этого даже не знаю, что еще сказать, — почесав подбородок, говорит отец, а потом, передумав, добавляет: — Нет, не совсем так. Я знаю, что хочу сказать, но не понимаю, с чего начать.
Сев на кровати, я поворачиваюсь к нему лицом.
— Ну давай.
— Я знаю, что ты чувствуешь к Себастьяну. И уверен, что это взаимно.
— Ага…
— Еще я знаю, что твои чувства искренние и не рождены любопытством или жаждой бунта.
И как мне на это отвечать? Я киваю, понимая, что на моем лице красуется сплошное недоумение.
— А Отем знает?
Я озадаченно моргаю.
— Одди?
— Твоя лучшая подруга. Да.
— Отем про меня вообще ничего не знает, пап, я ей не рассказывал про себя. Я никому не рассказывал, помнишь? Разве мама не этого хочет?
— Послушай, — положив руку мне на колено, говорит он. — Я хочу сказать тебе две вещи и начну с простой. Когда в кого-то влюбляешься, так и тянет игнорировать все вокруг.
— Я не игнорирую Од…
— Я не договорил, — мягко, но строго замечает папа. — Мне нужно, чтобы ты пообещал мне сохранить взаимоотношения с другими людьми. Чтобы ты проводил время с Отем, Эриком и Мэнни. Чтобы оставался для Хейли образцом для подражания. Чтобы был внимательным и готовым помочь сыном для своей мамы.