Чего мы не делали, с тех пор как сквозь поцелуй Себастьян шепотом произнес слова «мой парень»:

• не целовались.

Я знаю, что нам обоим трудно переносить эту близость, отказываясь от настоящей близости, но все остальное ощущается невероятно хорошо, так что я не позволю отсутствию объятий (и не только) спустить меня с небес на землю.

Отем берет себе лист бумаги из пачки раздаточных материалов и бросает эту стопку на мою часть стола, тем самым вытаскивая меня из размышлений. Себастьян стоит перед классом, склонившись над блокнотом вместе с Клайвом и Буррито-Дэйвом. И в этот момент мне не важно, что Клайв встречается с Камиллой Харт, а Буррито-Дэйв — со всеми одиннадцатиклассницами подряд. Под ребра вонзается ревность.

Будто почувствовав на себе мой обжигающий взгляд, Себастьян поднимает голову, а потом, покраснев, снова склоняется над блокнотом.

— Как ты… — начинает Отем, а потом мотает головой. — Ладно, неважно.

— Ты о чем?

Она подается вперед ко мне и шепотом спрашивает:

— Как считаешь, ты ему нравишься? Себастьяну.

От ее вопроса сердце на секунду замирает, и, заставив себя посмотреть на экран стоящего передо мной ноутбука, я несколько раз набираю одно и то же слово:

четверг

четверг

четверг

четверг

В четверг, через три дня, мы снова пойдем гулять.

— А я откуда знаю? — спрашиваю я. Небрежно. И равнодушно.

Наверное, все-таки стоит пригласить на выпускной Сашу.

Фудзита ходит по классу, останавливаясь около каждого, чтобы оценить прогресс в выборе слов, развитии сюжета и характеров героев. Сегодня 10 марта, и на этот момент у нас должно быть написано порядка двадцати тысяч слов — как и у критиков, которых подобрали в пару каждому участнику. Я написал сорок тысяч слов, но показать главы не могу никому.

Отем со мной в паре работать отказалась — всех, кроме меня, это удивило, — так что из-за отсутствия партнера я старался не особо светиться. Но мне стоило бы раньше догадаться: несмотря на свой взбалмошный писательский вид, Фудзита очень придирчив к деталям.

— Таннер, — говорит он, подойдя ко мне сзади так тихо, что я подпрыгиваю и захлопываю ноутбук. Он смеется и, наклонившись, громким драматическим шепотом интересуется: — Что за роман ты пишешь, приятель? Что за жанр?

Если бы у меня была полная свобода, то от подросткового романа я перешел бы к порно, но, естественно, этому не бывать. Опять же: наши тайные бездомные отношения, о которых нельзя упоминать. Опять же-2: как можно скорей мне нужно начать новую книгу.

— Современный, — отвечаю я и добавляю, на случай если он видел столбик слов «четверг»: — А сегодня что-то завис немного.

— У всех так бывает. Иногда пишется гладко, а иногда вообще никак, — громко замечает Фудзита, чтобы все услышали, а потом снова наклоняется: — Но ты при этом следуешь графику?

— Удивительно, но да, — говорю я.

Зависит от того, как посмотреть, конечно.

— Хорошо, — Фудзита опускается на корточки, и его глаза оказываются вровень с моими. — Слушай-ка, все остальные разбились по парам для взаимной критики. Поскольку ты от графика не отстаешь, а сегодня просто немного завис, я попрошу Себастьяна дать тебе обратную связь, — мой пульс ускоряется. — Я знаю, что он уже разговаривал с тобой по поводу идеи, поэтому, раз у нас нечетное количество учеников, это самое очевидное решение.

Фудзита похлопывает меня по колену.

— Устраивает?

Я широко улыбаюсь.

— Устраивает.

— В чем дело?

Мы с Фудзитой поднимаем головы: Себастьян уже стоит рядом с нами.

— Я сейчас говорил Таннеру, что ты будешь его партнером и критиком.

Улыбка Себастьяна расслабленная и уверенная. Но его взгляд метнулся ко мне.

— Круто, — говорит Себастьян, и его темные идеальные брови приподнимаются. — Это означает, что ты мне все покажешь.

Я приподнимаю брови в ответ.

— Там все слишком голо.

— Вот и хорошо, — беззаботным тоном отвечает он. — Я тебе с этим помогу.

Сидящая рядом Отем покашливает.

А Фудзита хлопает нас с Себастьяном по спине.

— Отлично. За работу!

Себастьян кладет мне на стол папку.

— Здесь несколько моих заметок с нашей последней встречи.

Пульс срывается с места в галоп, и дрожащим голосом я пытаюсь ответить как ни в чем не бывало:

— Супер. Спасибо.

Едва он уходит, я кожей чувствую взгляд Отем.

— Одди, что случилось? — не поворачиваясь к ней, спрашиваю я.

Она наклоняется ко мне и шепчет:

— В вашем разговоре с Себастьяном был сексуальный подтекст.

— Правда?

Отем ничего не отвечает, но ее молчание воспринимается словно еще один собеседник, сидящий рядом.

Когда я наконец взглядом встречаюсь с Одди, мне хочется понять, что именно она видит в моих глазах. Потому что даже не сомневаюсь, что у меня на лице так же ясно, как рекламном плакате, написано: