***

Уорриорз играют в матче-реванше против Кавальерс, и папа по этому поводу врос в диван. Он напряжен всем телом. Такая ненависть к Леброну Джеймсу мне не совсем понятна, но винить отца за преданность любимой команде я все же не могу.

— Я сегодня виделся с Отем, — говорю ему я.

Согласно хмыкнув, папа кивает. И явно не слушает.

— Мы решили тайно сбежать отсюда.

— Вот как?

— Тебе нужно нарастить пивной живот, раз собрался сидеть перед телеком и не обращать внимания на все остальное.

Отец снова хмыкает и кивает.

— У меня проблемы. Мне нужно пятьсот долларов.

Наконец папа поворачивается с ужасом смотрит на меня.

— Что?

— Просто привлекаю внимание.

Поморгав, он с облегчением вздыхает, и тут как раз начинается реклама.

— О чем ты говорил?

— Что сегодня виделся с Одди.

— Она в порядке?

Я киваю.

— Кажется, она встречается с Эриком.

— С Эриком Кушингом?

Снова киваю.

Папины мысли идут в предсказуемом направлении:

— Я думал, ей нравишься ты.

Ответить на это, не став чуточку мудаком, невозможно:

— Кажется, я ей по-прежнему немного нравлюсь.

— Ты рассказал ей про Себастьяна?

— Ты серьезно? Конечно, нет.

Игра возобновляется, и хотя мне не хочется этого делать, я должен спросить как можно скорей. Если не задам свой вопрос, меня разорвет на части от беспокойства.

— Пап, а как отреагировала бабушка, когда ты рассказал ей, что встречаешься с мамой?

Нехотя отрываясь от телевизора, отец берет пульт и выключает звук. А потом поворачивается ко мне, положив одну согнутую ногу на диван.

— Это было очень давно, Танн.

— Просто хочу еще раз послушать, — эту историю я уже слышал, но в детстве детали обычно ускользают, и многое воспринимается не так, как было на самом деле. Рассказ о начале отношений моих родителей как раз такого типа: при первом изложении она казалась романтичной, а трудности, с которыми столкнулись папа и его родные — да и мама тоже, — на фоне счастливого конца этой грандиозной истории как-то позабылись.

Мне было тринадцать лет, Хейли десять, поэтому они поведали нам сокращенный вариант: бабуля хотела, чтобы папа женился на дочери ее лучшей подруги, на девушке, родившейся в Венгрии и приехавшей сюда учиться в колледже. Как нам сказали, это было в порядке вещей: когда родители устраивали сватовство. С нами не поделились деталями, о которых я узнал уже позже, в разговорах с тетками и кузенами. Например, что когда семья принимает в твоей жизни активное участие, она делает это по всем фронтам, и правила типа брак — это навсегда, а влечение преходяще, становятся незыблемыми. А найти кого-то из такого же социального круга и с теми же жизненными ценностями гораздо важнее, чем связать судьбу с человеком, с которым ты в течение нескольких месяцев всего лишь занимаешься сексом.

Но в Стэнфорде папа познакомился с мамой, и, по ее словам, она уже знала, что он ее единственный. Папа какое-то время сопротивлялся этой мысли, но, в общем-то, он это тоже понимал.

— Я познакомился с твоей мамой в первый свой день в медицинской школе, — начинает он. — Она работала в одной экстравагантной закусочной рядом с кампусом, куда я зашел, вымотанный и голодный. Я переехал буквально за день до начала занятий, и реальность нахождения вдали от дома сильно отличалась от моих ожиданий. Жить в новом месте оказалось дорого, учебный график получился напряженный, а рабочая нагрузка практически сразу стала невероятно большой. Сделав мне самый лучший сэндвич с курицей на свете, твоя мама поинтересовалась, может ли пригласить меня поужинать.

Эту часть я слышал. И обожаю ее, потому что обычно папа отпускает шуточку про мамины кулинарные таланты, нечестно использованные в качестве приманки. Но только не в этот раз.

— Я думал, она просто проявила дружелюбие, поскольку я выглядел уставшим. Мне и в голову не приходило, что она думала о нас как о паре, — смеется отец. — Но когда она появилась у меня, стало ясно, что у нее есть некие намерения, — папа понижает голос. Кажется, мне больше не станут рассказывать поверхностную версию. Это разговор взрослого мужчины со своим взрослым сыном.

Мама всегда была очень красивой. А в сочетании с ее уверенностью в себе и гениальным умом она просто неотразима! У папы не было ни единого шанса устоять. В конце концов, ему был всего двадцать один год — довольно мало для студента-медика, — и в тот первый вечер за ужином он сказал себе, что нет ничего дурного в том, чтобы провести с ней время. До нее у него были одна или две подружки, но ничего серьезного. Папа всегда знал, что однажды вернется домой и женится на женщине своего круга.

Они встречались тайно, и, даже когда были вместе уже два года и когда он оставался у нее, отец продолжал настаивать, что женится на еврейке. Каждый раз, когда он об этом говорил, мама скрывала расстройство и отвечала: «Хорошо, Пол».

А когда к отцу на три недели приехала бабуля с папиной сестрой Бекой, мама с ними не встречалась. Он им о ней ничего не рассказывал, и все время, что они были в городе, папа у мамы не показывался. Будто исчез. Не звонил и не заглядывал. И она рассталась с ним, когда бабушка с теткой уехали, с чем папа спорить не стал. Пожелал ей всего хорошего и просто стоял и смотрел, как она уходит.

В то время как отец не особенно распространялся о том времени, мама со смехом называла его «Темный год». Но если отставить шутки в сторону, то я видел их фото того периода, и они заставляли меня беспокоиться. Мягко говоря. Мои родители были Влюблены друг в друга — с большой буквы. Папа считал маму красивой и талантливой и души в ней не чаял. В свою очередь, она считала его самым умным и самым замечательным человеком на земле. Я уверен, время, проведенное порознь, заставило их больше ценить друг друга, но их чувства зародились еще до разрыва. А на тех фото у них обоих заостренные черты лица и пустой взгляд. Синеватые круги под глазами папы кажутся темными фазами луны. Мама и так всегда была худенькой, но в «Темный год» стала похожа на скелет.