– Слишком просто, - процедил сквозь зубы Явик, - запускай двоих!

– Будет сделано, Явик-сан, - бесстрастно ответила Юрико.

С двумя киберами сразу дело пошло чуть медленнее, но потом Явик приноровился постоянно передвигаться, загораживаясь от одного робота корпусом другого. Тело начало вспоминать давно вбитые навыки - быстрый шаг вперед, пригнуться под прошелестевшим вверху клинком, совершить выпад в точку, где корпус крепится с рукой и уйти назад. И все это одним единым, неразрывным движением. Вскоре оба робота красовались не одним десятком отметин на свежей краске и тремя оторвавшимися руками на двоих, а для Явика раздел обоих металлических тушек стал настолько рутинным занятием, что он полностью абстрагировался от него и погрузился в себя.

Их оставалось всего семеро. Семеро из того миллиона, что должен был переждать Жатву в капсулах убежища. Когда Явик это понял в первый раз, то он словно физически почувствовал, как его затягивает вязкая трясина отчаяния. Всего семеро. Слишком мало, чтобы восстановить численность. Им было суждено умереть. Одному за другим, понимая, что они последние из своего народа. Что больше никого не будет. Но они бы умерли. Пали бы за людей, если это понадобится. Чтобы жили следующие расы. Чтобы Жнецы пали.

Но все изменилось. В тот самый день, когда явно смущающийся человек-ученый провел Явика по коридорам и лабораториям научного комплекса, где содержались уже полгода все протеане, вызванные из постоянных мест базирования. Провел и остановился посреди коридора, указав на одну-единственную камеру. Ничего не понимающий Явик подошел к ней и обмер, не веря своим глазам. Внутри камеры в амниотической жидкости плавал, подсоединенный к многочисленным проводам и шлангам младенец. Протеанский младенец. Несколько секунд Явик молча смотрел на камеру, пока враз высохший язык не смог вытолкнуть из горла одно-единственное слово:

– Сколько?

Человек вместо ответа щелкнул по голографической клавиатуре пульта, установленного прямо на невысокой ограде по краю по коридора. С шипением и вырывающимися облачками холодного воздуха открылись остальные капсулы, явив на свет других младенцев.

– Десять тысяч, - ответил ученый, смотря на Явика, который потрясенно оглядывал высокие стены коридора, упирающиеся в потолок в нескольких сотнях метрах вверху.

А потом протеанин неожиданно для человека рухнул на колени и зарыдал. Ему было все равно, что этот ученый увидел его таким. Все равно, что его засняли камеры, находящиеся в коридоре. Ибо сейчас он заново обрел смысл жизни. Он будет жить. И умрет, если понадобится. За протеан. И за тех, кто подарил им второй шанс. Крупные слезы градом катились по лицу протеанина, оставляя солоноватый привкус на губах. Слезы счастья.

Клинок сверкнул молнией и последний робот рухнул на пол двумя наискось разрубленными половинками.

– Семьдесят шесть целых и 14 сотых секунды, Явик-сан, - как всегда, бесстрастно произнесла Юрико, - Это лучше вашего последнего результата на одну целую и семь сотых секунды. Желаете повторить?

Ответить Явик не успел. По кораблю пронесся гулкий сигнал боевой тревоги, а позже - дважды сказанный - псионический и продублированный голосовой приказ капитана:

– Эскадра - боевая тревога! Десант - получасовая готовность!

– Нет, Юрико, не желаю. Скоро я найду себе тренажеры получше, - Явик, закинув клинок за спину, вышел из тренажерного зала.

Кто бы не был тем глупцом, что навлек на себя гнев Единства, он только что подписал себе смертный приговор. Враг людей - враг протеан. А они не намерены оставлять своих врагов в живых.

========== Акт 2. Ферос. Белый и фиолетовый. ==========

Орбита Фероса. Десантный отсек крейсера "Веллингтон".

Явик видел много высадок. И почти все они были до тошноты одинаковы. Бесконечный шум работающего оборудования, тарахтение работающей техники, визг прогревающихся двигателей посадочных челноков, шаттлов или МДК, бряцанье снаряжения солдат, нескончаемые матюги сержантов и старшин, громкие команды лейтенантов - все это складывалось в один единый невообразимый звуковой коктейль. Подготовка к высадке у герильерос выгодно отличалась от всего, виденного протеанином ранее. Четкие движения, резкие, немногословные команды - ни единого лишнего слова или шага. Герильерос казались роботами - до того их движения были... отточены. И все, же несмотря на это не очень приятное для Явика сходство, ему нравилось с ними работать. Белошлемники не обладали одним, очень типичным для людей и крайне нежелательным для Явика, качеством - они не были любопытны.

Когда Ренар привел к ним протеанина, и сообщил, что он - специалист по нераспространенным инопланетным формам жизни, майор "Черепов" лишь коротко пожал плечами и спросил, где расположить Явика. А вот протеанина неожиданно пробрало на смех. "Специалист по нераспространенным инопланетным формам жизни". Ну, если считать все расы протеанского цикла нераспространенными по причине их вымирания, то тогда да - он определенно по ним специалист.

– Пять минут до высадки, - пронесся по ангару сухим порывом ветра металлический голос ВИ "Веллингтона".

– Занять места в челноках!
– раздалась команда майора череполиких - Августа Тангустино.

Явик, кинув последний взгляд на док корабля, зашел внутрь "Херувима". Он, как сторонний специалист, занимал место не с рядовыми бойцами, а с командиром группы в его же транспорте. Внешне "Херувим" Тангустино ничем не отличался от остальных аппаратов, как, впрочем, и внутри.

Протеанин прошел по салону и сел на свое место, напротив еще одного "приглашенного" специалиста. Женщина-человек, прибывшая на "Веллингтон" вместе со Старшим Псионом и его командой. Они прекрасно вписались в ряды череполиких - с мертвенно-бледной кожей, пепельными волосами и ярко горящими фиолетовым светом глазами. Демоны из преисподней, как выражались иногда люди. Явику же больше они казались мертвецами. Каюты, которые отдали на постой псионикам, всегда были залиты неестественным пурпурным и фиолетовым сиянием, а мертвенная, гробовая тишина правила там бал. Экипаж корабля, хоть и имел псионические способности, но все же предпочитал держаться подальше от полноценных "головолезов". И Явик их прекрасно понимал. Рядом с псиониками было некомфортно находиться. Будто голову окунул в ледяную прорубь, а тебя сзади толкнули в неё целиком.