Колюша живо воспринимал жизнь и сильно реагировал на ее явления. Наташа помнит такой случай из их детской жизни. Когда дети стали подрастать, решили для порядка разделить между ними их детскую библиотеку. Некоторые книги делили по жребию. Из числа разыгранных книг «Последние дни Помпеи» достались Сереже, а «На заре христианства» – Наташе. Эти книги очень ценил Колюша, и Наташа заметила его огорчение. Она решила уступить Колюше свою книгу и уговорила то же сделать со своею и Сережу. Когда Колюше было это сказано, он так был рад, что бросился целовать и брата, и сестру.

В другом случае – по окончании седьмого класса школы – ему подарили фотоаппарат. На следующий день после получения подарка он так рассказал о своем пробуждении в это утро. «Просыпаюсь я и задаю себе вопрос – кто я? Соображаю и вспоминаю… я владелец фотографического аппарата!..» Так ярко переживало горячее сердце Колюши события детской и юношеской жизни.

Когда Колюша стал юношей, мы прозвали его «нашим соловушкой» за его веселость и жизнерадостность. Он как бы летал над землей, не замечал ее тягостей, не зная ни горя, ни больших забот, ни тяжелых болезней. Господь хранил его от всего этого до последнего года его жизни.

Колюша обычно был душой детских игр. Никто так быстро не бегал и не «выручал» так искусно, как он. Здесь, как и во всей его жизни, сказывалась горячность его натуры, его свойство вкладывать все свое сердце и отдавать всю свою энергию в то дело (или в детстве – в игру), которым он занимался. После него остался среди прочего «Учебник для игры в слова», составленный им, когда ему было двенадцать лет. «Учебник» написан очень обстоятельно: в отдельной книжечке, печатными буквами, с детальными объяснениями правил игры, примерами, пояснениями и т. п.

Когда он окончил среднюю школу, в нем сохранялись еще в значительной степени детские интересы. Так, например, он с увлечением играл с товарищами и братом Сережей (который был на четыре года моложе его) в различные детские игры. Они устанавливали на одном конце комнаты множество самодельных танков (из картона и бумаги), аэропланов, пушек, шахматных фигур и т. п., в другом они помещались сами и из резиновых рогаток бумажными пулями расстреливали «неприятельскую технику», приходя в восторг от удачных выстрелов. «Ах ты, студент, студент!» – шутила мама, глядя на играющего с увлечением сына.

Колюша хорошо играл в шахматы, но никогда не увлекался ими. Он был очень подвижен, любил сыграть на пианино веселый «вальсишко». Он очень любил Ростана, а пьесу «Сирано де Бержерак» знал чуть ли не наизусть.

Мне вспоминаются его две любимые поговорки, которые хорошо отвечали его характеру этого времени. Когда случалось что-либо не совсем для него приятное и ему рассказывали о том, то он отвечал шутливо: «Ну и пусть». Это гармонировало с его всегдашней покорностью Провидению и легкостью отношения к неприятностям жизни. Когда же ему сообщали что-либо приятное, он восклицал: «А я и рад!»

«Колюша хорошо играл в шахматы…»

Своих брата и сестру он любил называть шутливыми именами: «Мосинька», «Тяпсинькие», «Тяпик» и др. Вот как расшифровывается происхождение этих шутливых названий. Как упоминалось выше, Колюша очень любил нашу кошку, но у него была своеобразная манера ласки, вернее, шутливая привычка. Увидав кошку, он подбегал к ней и, растопырив пальцы, быстро брал в ладонь всю голову кошки со словами: «Тяп за моську!» Кошка от неожиданности пятилась назад. После «тяпа» он тут же гладил и целовал кошку, чтобы загладить свою шутку.

Товарищи любили Колюшу за его неизменную готовность помочь им в учебных делах. Обладая прекрасными способностями и знанием предмета, он вместе с тем умел ясно и просто объяснить уроки. У товарищей по школе он получил прозвище «Профессор». Многие из товарищей Колюши просили его проверить их сочинения, дать списать решенную задачу и т. п. Колюша, при своей чуткости совести, не так просто относился к возможности оказывать такую помощь. Но в конце концов он нашел выход из внутреннего противоречия. На страницах его ученического дневника за десятый класс (к сожалению, очень немногих) имеется следующая запись:

«Я чувствовал, что поступаю нечестно, проверяя сочинение Петру Р., но все же проверял добросовестно. Раньше, когда меня просили дать списать домашнее задание, я отказывал, оправдывая это про себя нечестностью поступка. Но однажды мне пришла в голову мысль, что я обманываю самого себя и что я делаю это вовсе не ради чистоты совести, а ради тщеславия. И когда Андрей Алексеевич (учитель) спросит: „Кто решил задачу?“ – то оказывается один Пестов. И чтобы не развивать в себе тщеславия и гордости, я решил давать списывать задачи, по возможности сопровождая их объяснениями. Но объяснять Петру его ошибки было просто немыслимо. Они были настолько оригинальны, что не подходили ни под одно правило грамматики. Ну как объяснить, почему „перед ним“ надо писать отдельно, а не вместе? Кроме того, его ошибки были настолько неожиданны, что их очень легко можно было пропустить, несмотря на их грубость. Слово „дерево“ пишется так просто, что тут и умышленно трудно сделать ошибку. Но Петр на протяжении трех лет писал „дерьво“. Только натренированная в подобных делах Елизавета Матвеевна (учительница) могла бороться с такой виртуозностью. И вот, когда она вернула Петру его сочинение, под ним жирными красными буквами было написано: „5 ошибок, плохо“. Петр знал, что я исправил ошибок раз в десять больше, чем оставил, и все-таки в его тоне звучала обида, когда он сказал мне: „Что ж ты, Николай?"».