========== Часть 3. Глава 2. Первый шаг ==========

Тсуна нервно ерзал на стуле и постоянно переводил взгляд на большие настенные часы, что висели над школьной доской. До конца урока оставалось всего ничего, и с каждой минутой шатен все больше начинал паниковать. Страх своими ледяными руками, казалось, схватил его трепещущее сердце и начал сжимать. Медленно, словно мечтая продлить агонию. Тсуна теребил уголок тетради, безуспешно пытаясь отвлечься.

Гокудера и Ямамото смотрели на него с беспокойством, не понимая, что с ним происходит. Нервозность и откровенный страх шатена передались им, заставляя каждую секунду быть настороже и высматривать несуществующую угрозу. Словно в насмешку за окном ярко светило солнце и дул легкий ветерок. По мнению Тсуны, лучше бы разразилась гроза с сильным, непрекращающимся дождем и чудовищными порывами ветра. Тогда погода в точности отражала бы ту бурю, что царила внутри парня. Его страх, панику, смятение, печаль…

Но светило солнце, за окном пели свои песни птицы, да несколько облачков лениво плыло по небу, подгоняемые ветерком. Было тихо и спокойно. И это даже не было затишьем перед бурей, это был всего лишь обычный теплый день, так неподходящий этим событиям.

Звонок прозвенел внезапно, и Тсуна едва не подпрыгнул, услышав его. Словно лавина, на него обрушилось осознание того факта, что сейчас придется идти домой, где мать уже придумывает наказания, а отец не замечает странностей жены. Иемитсу слишком ее любит, чтобы хотя бы предположить подобное. А Нана делает все, чтобы он ничего не замечал. За каждый миг, проведенный с отцом, она будет наказывать, жестоко и беспощадно. На теле не останется ни одного сантиметра, где бы не было обширных гематом или длинных, безобразных порезов. Она будет наслаждаться болью и отчаянием сына, заставлять его хрипеть сорванным в крике горлом и молить искусанными в кровь губами о пощаде.

Тсуна с усилием потер лицо ладонями: слишком уж реалистичной вышла картина незавидного будущего. Нет, он не вернется домой. Только не к этому демону. Все будет в порядке, если он просто исчезнет на недельку, спрячется у Кеи или погостит у Хаято…

Но почему же на глаза наворачиваются слезы, а в горле встает тугой ком?

— Босс, все нормально? — Гокудера, едва прозвенел звонок, подлетел к Тсуне и принялся с беспокойством разглядывать его лицо. Шатен был очень бледен, а его глаза сияли совсем не так, как обычно. Он потер плечи, будто ему вдруг стало очень холодно, и отвел взгляд.

— Д-да, — Тсуна попытался улыбнуться, но вышло очень криво. Парень быстро собрал учебники и тетради и, стараясь смотреть куда угодно, но только не на друзей, вскочил со своего места. — Я домой, увидимся завтра, — скороговоркой произнес он и выбежал из класса. Такеши и Хаято недоуменно переглянулись и, пообещав себе завтра же во всем разобраться, пошли конвоировать Мукуро, Кена и Чикусу до их жилища. Друзья знали, что бегает Тсуна очень быстро, поэтому попыток догнать его не предпринимали, они даже не удивились, когда ни во дворе школы, ни по дороге не увидели его. Добавлял спокойствия и тот факт, что Реборн наверняка был рядом с шатеном. Уж кто-кто, а киллер точно сможет защитить его в случае чего.

Хотя Тсуна и сказал, что пойдет домой, в реальности он даже не думал об этом. Вместо этого он отправился в самое свое любимое место — на крышу. Там всегда было легче: страх немного отступал, мысли приходили в порядок, и даже самая ужасная и безвыходная ситуация уже не казалась такой безнадежной. Ощущение свободы — мимолетное — принесенное ветром, дарило надежду, робкую, краткую, но такую желанную. Быть может, однажды все изменится?

Тсуна вздохнул полной грудью и присел около ограждения. Он обхватил руками колени и положил на них голову. Будто издалека слышались голоса учеников, обсуждающих очередную контрольную или планы на вечер. То и дело слышался смех и задорные крики. Тсуна наблюдал за всем этим с грустью, ведь сейчас все эти дети придут домой, где их ждут родители. Взрослые будут спрашивать о школе, хвалить за успехи или ругать за оплошности, но потом все они сядут и в теплой, семейной атмосфере поужинают, весело болтая и обсуждая последние новости. Тсуна по-доброму завидовал всем им, ведь его-то никто никогда не хвалил, а только ругали и били.

Нане всегда было все равно, как учится ее сын. На собраниях она картинно вздыхала и охала, когда говорили о неудачах Тсуны, но, придя домой, лишь бросала презрительный взгляд на мальчика и не говорила ни слова. Конечно, она знала, что Кея, будучи ГДК, не позволит исключить Тсуну, поэтому ничего и не делала. Шатену было многое непонятно из школьной программы, но спросить было не у кого, ведь мать, в лучшем случае, игнорировала его, а отец слишком редко бывал дома, чтобы еще помогать ему с учебой. Единственный, кто помогал Тсуне, был Кея, но парень был всего на год старше шатена, поэтому в некоторых вопросах и сам терялся.

Год за годом Тсуна пытался учиться, старался понять материал, но каждый раз терпел неудачу. Сперва учителя старались помочь ему, но, видя неудачи подростка, довольно скоро решили, что это бесполезно, и прекратили, а одноклассники, подражая взрослым и видя в шатене лишь наивного и неуклюжего простачка, сделали его предметом насмешек и издевок.

Было обидно до слез осознавать, что на тебя махнули рукой все: и взрослые, и дети. А самое горькое было то, что никто вокруг не понимал, как тяжело жить один на один с матерью, которая ненавидит и презирает своего ребенка. Больно было и от незнания отца, но его ли винить в этом? Разумеется, если бы он бывал дома чаще, все было бы по-другому, но и Тсуна виноват в его неведении. Если бы сам парень переборол свой страх, рассказал обо всем, что делает Нана, он хотя бы посеял в сознании отца семена сомнения, и Иемитсу со временем увидел бы истинную картину.

Как ни печально было это признавать, но Тсуна, от части, сам был виноват в своих страданиях. Это угнетало. Душа рвалась на части, но изменять что-либо было уже слишком поздно…

— Прячешься, — Тсуна едва заметно вздрогнул, услышав знакомый голос. — А ведь друзья волнуются.

— Они все равно не смогут ничем помочь. Уже слишком поздно, — горько ответил парень, не глядя на собеседника. Грустные мысли и болезненные воспоминания никак не хотели покидать голову шатена. Он даже не сразу сообразил, что сказал правду, которую столько лет скрывал. Молчание затянулось.