Они мчались по узкой улице, едва сдерживая ягиров за акнаком клана, с сидящим сзади соплеменником, лик которого от полонивших чувств был поистине страшен. Урс услышал краем уха, как воины передают друг другу, что убегавшие слизняки подло из-за угла убили побратима этого истинного, и это заставляло содрогаться всё его естество — теперь это была не просто погоня, а очень важное кровное действо, иначе дух побратима имел шансы остаться на земле невидимой тенью и тоскливо бродить среди живых, не имея возможности что-либо изменить. Даже Урс, долгое время не живший в племени и, соответственно, не столь остро ощущающий многие важные вещи, проникся происходящим. Тем не менее, кричащие эмоции и яркие чувства, обуздать которые не представлялось возможным, вызывали у него некую опаску — это всё могло привести к вполне закономерному для любого «тёмного» результату, а могло и… плохо кончиться. Зная коварство людей, он легко мог предположить ловушку. Тем более, его не оставляло ощущение какой-то угрозы. Тем не менее, остановить отряд, несущийся в едином порыве, ему даже не пришло в голову.

Уруки вынеслись на небольшую площадь и после однозначного крика подобранного истинного, они, вытягиваясь и чуть расходясь на флангах, помчались в сторону большого дома, у которого суетилось несколько людей — городских стражников, по какому-то странному выверту судьбы ставших их временными союзниками по договору с Верховным шаманом.

Почувствовав неладное, люди прыснули вверх по ступеням, в надежде отгородиться от страшных «тёмных» крепкими дверьми и таким образом переждать бурю. Но…

Но случились две вещи, которые помешали успокоить конфликт. Первая — обезумевший от потери побратима урук из клана Ток совсем перестал себя контролировать, и вторая — у людей нашёлся глупец, на своё несчастье посчитавший себя то ли чересчур важной птицей, то ли каким-то неприкасаемым, то ли вообще бессмертным, раз какого-то дракона двинулся навстречу разъярённым урукам, оставив за собой незапертыми крепкие двери… Он ещё продолжал безжизненно сползать по стене, отброшенный туда нетерпеливыми воинами, почувствовавшими кровь, а спешившиеся уруки уже стали по одному исчезать внутри.

Урс остановился со спокойно замершим Брейем. Брат показал себя хорошим акнаком, и горечь последних нерадостных событий стала не такой острой. Племянник умчался вместе с остальными едва ли не первым, и сейчас, у кромки первой ступени лестницы, ведущей ко входу остались они вдвоём, сыновья вождя клана.

Смутное беспокойство шевельнулось в груди Урса, и он глянул на замершее, чуть вытянувшееся лицо Брейя и промолчал. А потом случилось то, что изрядно подкосило его веру в благоволение к нему «тёмных» богов.

Вначале из раскрытых дверей, из которых доносились звуки отчаянной схватки, вывалился молодой истинный с торчащим в животе копьём — удар был столь силён, что острие пробило кожаный жилет и теперь торчало из спины, оттягивая ткань.

Брат, акнак клана Лак, страшно вскрикнув: «Дейи!», жестоко хлестнул зверя хлыстом между ушей, и тот, яростно и обидчиво заревев, длинными прыжками помчался вверх по ступеням…

А потом полыхнуло.

Пламя плотной волной вырвалось из дверей и окон вздрогнувшего, будто смертельно раненого дома, слизнуло и дерущихся и подоспевшего Брейю, так и не успевшего добраться к сыну, сыпануло жаром в лицо Урсу, оставленные здесь же ягиры жалобно взвыли, прянули назад, точно также, как и зверь бывшего акнака.

Последнее, что помнил Урс: он в инстинктивном жесте пытается закрыться от ревущего алчущего его плоти огня, нечто живое уходит из-под него, в голову, корпус и особенно в многострадальные руки влетают мелкие камни, звук исчезает — он словно погружается в воду. Мелькает серое небо, быстро уходящее прочь, словно от сумасшедшего ветра, и удар, от которого осколками зеркала разлетается цепляющееся за действительность сознание…

Лидия была подтянута, деловита, шикарные волосы заплетены в косу и уложены в замысловатую причёску, обычный для амазонок костюм для верховой езды сидел на ней идеально, и, как мимоходом с усмешкой подумал Ройчи, если бы не её статус, за девушкой не грех было бы приударить… Сложности, конечно же, были бы неизбежны — аристократки — те ещё капризули, но… Нет, ну его к дракону! Добрая Матильда — лучший бальзам для уставшего воина. А вынос мозга в виде эмансипированных, своенравных дамочек — нет-нет, вон, пусть Листочек их обхаживает… Что-то он не увидел в друге должного энтузиазма в общении с амазонкой. Хотя и горести — разочарования — остывания тоже. Как-то не канонически развиваются у него отношения с Оливией. Ладно, речь сейчас не об этом — не ему лезть в сердечные дела товарища, тем более, не единожды проверено: подобные жизненные коллизии никоим образом не влияют на крепость руки эльфа, чёткость, слаженность и бескомпромиссность действий при возможном столкновении с противником или угрозе кому-либо из членов группы.

В комнату к принцессе наёмника пропустили весьма суровые охранники на входе, и то после недвусмысленного приказа самой Лидии, особенно был неприступен воин-восточник с закрытым лицом. При этом они сопроводили его такими недоверчивыми взглядами, что Ройчи, настроенный весьма благодушно, едва не расхохотался. Он даже был готов оставить меч и ножи на входе с условием, конечно, что никто «умный» не будет их касаться, но этого не потребовалось. Эльф, кстати, удостоился менее недружелюбных взглядов — что поделать, несомненный магнетизм и обаяние высокорождённых проявляется даже в таких мелочах.

Листочка, кстати, Ройчи взял с собой неспроста, хотя изначально подразумевалось только его присутствие. Это как бы и намёк на то, что от группы у него секретов нет, и что он отнюдь не единолично принимает ключевые решения в команде, и сдерживающий фактор — замечено, что в присутствии эльфов как-то не очень хочется скандалить. В общем, пусть Листочек производит на окружающих своё благотворное влияние (тем более, «тёмных» рядом нет).

— Присаживайтесь. Вино, сок, фрукты, сыр, — принцесса гостеприимно указала на стол.